Постапокалипсис. История нового мира

Часть Вторая. Свобода. Глава 1. Дорога

Во тьме нового мира и своих мыслей он шёл по дороге,  словно оторванный от всего, Вова не видел ни чего вокруг,  смотрел только под ноги,  низко склонив голову.  Ни холод, ни шум темной ночи,  не могли его остановить или заставить посмотреть куда-то в сторону, ни что не могло его отвлечь от происходящего внутри себя. А происходило с ним вот что, нечто ужасное съедало его изнутри, он чувствовал завершение текущей жизни,  невозможность что-то изменить. Вова уже осознавал,  что не сможет больше увидеть, тех кого знал когда то,  кого любил. Мысли в его голове летали из стороны в сторону,  принося с собой боль  утраты, ту что уничтожала его изнутри,  разрушала его сознание. В глубине души Вова надеялся как-то все вернуть, тот самый день,  что оставил его тут одного. Он хотел вернуться чтобы остановить, все что с ним случилось, возвратить, то что  ушло  не по его вине. Всё то что он чувствовал,  то что съедало его изнутри, проходя по дороге горя, знакомого теперь только ему, было сложно  осилить. Казалось на несколько секунд,  что он сходит с ума, что контроль над собой уже потерян,  но также не подавая виду, Вова шел дальше.  Он не стал сбавлять темп, проходя то по лужам, то натыкаясь на останки домов, Вова всё так же шёл, будто торопился куда-то. Слишком тяжело было происходившее с ним, в его душе, что бы из за этого тело как то реагировало, казалось оно ему и вовсе не подчинялось, а ноги несли куда-то вперёд. Реагировало только сознание,  его душа которая превратилась в комок, и сидела теперь где-то в глубине выбивала из него последнее человеческое.
   Холодная осень прошла по разрушенному поселку, оставляя слякоть и маленькие лужицы в которые Вова не раз ступал. Шлепая мокрыми ногами по земле,  он все также обходил сгоревшие дома, и начал изредка обращать внимание на происходившее вокруг. Жилые здания,  выгоревшие до основания, запах дыма приелся на столько,  что уже и не различался в той гуще запахов,  что он лицезрел,  когда его разум начал постепенно отходить от увиденного. Он закрывал глаза,  представляя себе недалекое прошлое,  где все было тихо и спокойно,  а вместо выгоревших зданий стоял "живые дома", возле которых сновали их жители. Он надеялся, разжав веки, увидеть всю туже картину, которой грезил,  но вместо этого в кромешной тьме,  мог еле разглядеть основания сгоревших зданий. Раз за разом он закрывал глаза, но открыв их, картина не менялась,  все та же тьма, и останки былого мира,  на мокрой от небесных слез земле.  Вова шел все также прямо,  по той же самой дороге, которую  помнил наизусть,  пусть и было ее трудно уже отличить, от той по которой он проходил не так давно,  горы мусора,  обломки, запутывали иногда маршрут, но лишь пройдя несколько метров в сторону он тут же возвращался обратно,  как будто знал в какой стороне закончиться его путь.  Пройдя ещё пару метров,  перейдя поваленный столб, Вова заметил, что путь его лежит все также прямо, очертания дороги,  уже здесь, он мог разглядеть, и понимая,  что улица скоро закончиться,  а он так и не нашел ничего, Вова решил остановиться.  Это не усталость заставила его присесть на поваленный столб, а мысли,  что не давали покоя, что бродили в его голове, уже не рождая новых идей по поводу нового мира. Все и так было понятно,  со всем что стало он начинал как то свыкаться, хоть и в голове был полный бардак, но осознание приходило к нему,  оставляя тяжелый след в его душе.  Дорога раздумий стала постепенно заканчиваться,  когда он прошел еще с сотню метров,  уже отчетливо виднелся силуэт, что предвещал конец пути. Силуэт горы, что завершала улицу. Он уже чаще стал смотреть по сторонам, вглядываясь,  выискивая хоть какие-то остатки былого.
Впереди слева показалась стена, стоявшая одиноко,  пожалуй посреди всей улицы домов, вид у нее был исполинский, так как она одна была здесь,  во всей этой гуще обломков разбросаных,  выгоревших по всему пути.  Вова подошёл по ближе, рассматривая ее, пока расстояние между ним и стеной не сократился на столько что он буквально упёрся в неё. Вова начал обходить стену, ожидая что она вот вот закончится, и пять метров спустя,  стена завершилась,  и тут же началась новая, перпендикулярная этой,  образуя угол,  который он буквально обхватил руками.  В  метре от угла был дверной проем,  в котором на полу лежала дверь,  именно туда он и вошёл. Темнота была на всей улице,  так и дом она не обделила, не было ни лампы которую можно было разжечь,  ни спичек,  ни какого то иного источника света. В ожидании чуда Вова даже щелкнул несколько раз выключатель лампы что весела посреди комнаты,  в которую вошел выйдя уже из коридора. Он  перешагнул дверной порог, и тут же оказался в обеденной комнате. Вова был уже здесь, раньше, может быть пару лет назад,  а может и больше, конечно же дом изменился за годы. Но по прежнему, слева от входа,  стояла кровать, на которую он и присел, а через несколько минут уже разлёгся на ней и начал засыпать уже не думая ни о чем.
Вова стоял по среди комнаты,  разглядывая огонь, что так и радостно вырывался из печи. Он присел на пол, приблизившись всем телом к кирпичам, тепло уже не давало замерзнуть. А огонь все также радостно переходил на соседние только что подкинутые поленья, потрескивая они разламывались,  а искры разлетались по жести на полу. Свет лампы,  что горела посреди комнаты,  печь, огонь в которой  разгорелся так,  что до кирпичей дотронуться было нельзя, и шум где-то за окном, что то металлическое проносилось прямо по дороге, с грохотом  на всю улицу.
Он  проснулся от шума, может лист металла,  или простое ведро каталось за окном,  гонимое ветром из стороны в сторону перед домом. Он открыл глаза, ни света лампы,  ни огня в печи не было,  но тепло от одеяло оставалось,  согревая его впервые за долгое время. Не знал он как долго здесь пробыл, лишь только голод, начинал подступать все ближе,  тем самым указывая,  что прошло времени уже не мало. День начался сегодня также,  как и в погребе, в темноте. Во мраке сомнений, которые поселились в его душе, он не находил покоя, только полное терзаний утро,  которое его ожидало сегодня. Когда уже он не сидел под землей, когда не холод и сырость,  а тепло одеяла окутывало его тело, и вместо того чтобы насладиться хотя бы этим, он ищет новые напасти, придумывает, проблемы,  решением которых нужно заняться. Он вновь стал задумываться о людях,  о пустоте мира,  который он обрёл,  об одиночестве, которое стало его жизнью. Но так, в горе и пустоте он просидел не долго,  постепенно,  голод пробирался все ближе. И вот уже Вова шел обратно, той же дорогой к своему прежнему месту заточения. Теперь уже не оглядываясь по сторонам, не смотря в низ, не размышляя об опустевшем мире,  он двигался значительно быстрее,  чем это было вчера, голод тянул его к тому месту,  от которого он так пытался еще вчера уйти, куда подальше. Не прошло и нескольких минут,  как Вова,  был уже на месте, возле туннеля, вырытого с одной целью, покинуть своё старое пристанище. Он спустился вниз и вновь оказался,  в той же кромешной тьме,  где что то различить можно было только на ощупь. На ощупь он нашел и несколько банок, набрал несколько десятков картофелин,  кочан капусты и аккуратно вместе с банками,  положил в мешок, который он взвалил себе на плечо, тем самым пробуя тяжела ли будет ноша. С трудом,  но он вытащил мешок наружу, как и сам из последних сил,  хватаясь за края верха туннеля он вышел,  вновь взвалил поклажу,  и не скорым шагом побрел в сторону своего нового дома .
Он аккуратно положил мешок на деревянный пол,  помня о стеклянных банках, которые,  он с осторожностью нёс до дома,  стараясь не задеть и не разбить не обо что. Выискивая старую мебель,  стулья что валялись возле стола, он разломал без особого труда на части и принялся погружать их в печь, одно за другим,  при этом оставив небольшой запас, и соорудив в самой печи не малую кучу для розжига. Спички он нашел там же, возле железного листа,  что лежал перез печью. Бумагу,  что затолкал в самый центр своего строения из дров,  он взял с пола, газеты были разбросаны по всему дому и не наткнутся на них было не возможно. Спички одна за другой,  не давали огня, пытаясь зажечь хоть одну, он получил результат только на седьмой. Она не упела потухнуть,  и Вова поднес ее к бумаге которая мигом загорелась, распространяя огонь уже на сухие ножки и спинки стульев.
Огонь,  разгорелся,  точно также как и во сне, освещая и согревая всю кухню. Труба в печи как оказалась была немного забита,  видимо печью никто уже долгое время не пользовался, так как временами из нее стал валить дым,  который шел на верх,  и запах которого ощущался везде.  Дым который он уже переставал замечать,  всматриваясь в языки пламени, что захватывали вновь подкинутые поленья.
Он вглядывался в них рассматривая что-то ,  не замечая как проходит время,  раз за разом подкидывая горючее,  усевшись на полу. Когда остались одни угли,  он достал несколько картофелин,  где-то с десяток и положил возле сгоревших дров. И принялся ожидать своего обеда. Постоянно пробуя ножом,  с нетерпением, он истыкал половину кортофелин,  в которых был уверен,  что они уже сготовились. Но ожидания не оправдались, еда была еще не готова и Вова стараясь,  чем-то себя занять, открыл дверь второй комнаты,  до которой ему не было ни какого интереса,  до этого времени. Он зашел в нее,  кое-как открыв дверь,  которую завалило мусором из потолочных досок.  Соседняя комната пострадала больше,  как это можно было оценить на первый взгляд.  Но кое что и осталось не тронутым,  как старый шкаф возле стены, который стоял на своем прежнем месте, как и несколько лет назад. К нему он и направился,  отодвигая доски,  пробираясь через завал. В шкафу его ожидали вещи, для разных сезонов, здесь он нашел как и летний вариант одежды,  так и теплые куртки,  так и сапоги лежащие на дне шкафа. Долго не думая он начал примерять,  стараясь найти,  то что может быть ему в пору. Если в одежде он особо не разбирал размеры,  которые он мог взять,  как и на два размера больше.  Но вот обувь на несколько размеров меньше,  была не пригодна для носки. Куртки пару штук что ему подошли, ботинки теплые на столько,  что он больше не сжимал пальцы ног от холода. И куртка,  широкая и длинная, практически до самых колен. Все это он примеряя оставил на себе. И уже одетый в теплые и сухие вещи двинулся обратно в сторону комнаты,  где тлели угли и так пахло печеным картофелем,  что голодному человеку, сложно было бы не учуять. Он начал один за другим вытаскивать картофель из печи, роняя его прямо на жесть, горячий,  такой что в руке не возможно было удержать, падал один за другим на железный лист перед печкой. Вова взял нож и начал разрезать картофелины пополам,  чтобы они быстрее остыли. Следом он открыл одну из банок маринованных огурцов и принялся за трапезу. Горячая пища, как же скучал его желудок по ней, обжигаясь,  он все также жадно съедал картофель заедая его огурцами, как не заметил,  что все и съел.  Остался только рассол из под огурцов,  который он выпил после своего обеда. Двух литровая банка и с десяток картофелин сьеденных им сейчас, очаг в котором еще тлели угли, и печь, кирпичи, которой были настолько горячи,  что прикоснувшись к ним на долго то можно было и обжечься. В комнате заметно потеплело,  не смотря даже на дыры в потолке и разбитые окна. Он помнил те дни проведенные им в холоде и сырости, замерзая он мечтал о таком вот тепле, о том,  чтобы согреться. И вот лежа на кровати,  рядом с печью, кирпичи которой были горячи, и некуда было уже спешить,  он заснул, может от тепла,  а быть может от полного желудка,  и первого дня проведенного, в спокойном месте, которое стало новым для него домом.