Холст. Масло

1.

«Если бы двери восприятия были чисты, все предстало бы человеку таким, как оно есть — бесконечным».
Уильям Блэйк

Путь из Вегаса в Нью-Йорк неблизкий. Ривай Аккерман узнаёт это на собственной шкуре, когда неясно на кой черт решает проделать его на старом раздолбанном «бьюике». Еще он вспоминает, что пейзаж Невады мало чем отличается от пейзажа Юты. И что ему одинаково плевать на картофельные поля Колорадо и кукурузные заросли Айовы. Асфальт щербатой серой лентой уныло стелется под колеса, а из старенькой магнитолы сквозь помехи пленки доносится голос Джима Моррисона. Странный выбор. Но это все, что было в бардачке, кроме штрафов за неправильную парковку и упаковки вяленой говядины, срок годности которой истек лет пять назад. Ривай выбрасывает ее на первой же заправке.

Когда пустыня и каньоны за приспущенным стеклом сменяются равнинами и озерами Среднего Запада, движок начинает кашлять. А Ривай понимает, что вместо отведенных на авантюру пяти суток, возможно, влип на неделю. Однако механик в Кол Вэлли оказывается рукастый, и уже через полдня «бьюик» снова катит на восток по двести восьмидесятой, оставляя Штат Соколиного Глаза позади. До следующей остановки в Катоба-Айленд, Огайо, шесть часов и четыреста с лишним миль. Нехилый такой крюк, который придется заложить на север. Но ничего не поделаешь. Ривай раздраженно сплевывает в открытое окно, отбрасывает лезущие в глаза рваные пряди и надеется, что движок дотянет.

Еще неделю назад это ржавое корыто принадлежало Кенни Аккерману, брату матери. Теперь по наследству досталось ему, Риваю, финансовой акуле с Уолл-стрит. Это да пачка неоплаченных счетов. Старый хрыч наотрез отказывался от денег племянника, когда тот в очередной раз пытался подкинуть непутевому родственнику пару лишних баксов. Сейчас счета оплачены, кредиторы заткнулись, а все, что осталось от Кенни, помещается в скромной урне на приборной панели. Ривай же катит до Нью-Йорка по старой памяти, забив на личный самолет и скопившиеся в его отсутствие дела. Последний долг надо отдавать.

Тридцать лет назад они с Кенни так же колесили по штатам, нигде не задерживаясь дольше месяца. Самое счастливое время в жизни Ривая после матери — дорога, бургеры и кола на заправках, солнце и рок-н-ролл из хрипящих динамиков. Это потом были частная школа и Лига Плюща, и взлет к самым вершинам. А детство прошло здесь, на протертом кожаном сиденье с пакетом слипшихся от жары леденцов в одной руке и засаленной картой автодорог в другой. Ривай по ней учился читать. По ней и по дешевым меню в таких же дешевых забегаловках с бумажными скатертями на столах и черно-белыми телеками под потолком.