Shoot and run, my Valentine

1.

Колено смачно врезалось в приборную панель.

— Ай, блять! — пискнул Эрен, когда одновременно с ударом зубы прихватили мочку.

— Машину разнесешь, чудовище, — шепот прямо в ухо вызвал мурашки по всему телу, а следом горячий язык скользнул внутрь, и вырвавшийся стон заметался по салону.

— Пошли назад, — поймав лицо в ладони, выдохнул он. — Я так соскучился...

— Всего два месяца, — с кривой ухмылкой возразил Ривай и с трудом сглотнул. Хваленая выдержка трещала по швам под бесстыжими губами.

— Как два года, веришь? — отозвался Эрен хриплым стоном прямо в рот. — Давай по-быстрому, ну... Можешь даже не тянуть, — зеленые глаза откровенно блеснули.

— Готовился?

— Как ты любишь... — влажный шепот лег прямо на вибрирующие нервы.

— Бесстыжая ты сучка, — протянул Ривай и сжал пацана между ног.

Тело тут же выгнулось навстречу, слишком развратное и горячее, чтобы отказывать себе в удовольствии. И все бы ничего, и устоять можно, не школьник же, но два месяца без этого сексуального чудовища действительно были словно два года. Яйца ломило, так хотелось засадить ему и драть, пока не заскулит, умоляя прекратить. Тем более, паршивец готовился и чистый до скрипа. Не то чтобы это было важно, но иногда Аккерман брезговал пожать чью-то руку. А вот Йегера был готов вылизывать с макушки до пяток в любом состоянии.

— Только не ной потом, — нетерпеливо согласился куда-то за ухо, по дороге прикусывая распутные губы.

Распластанный на переднем сиденье Эрен отозвался гортанным стоном, добавляя градуса нездоровому желанию. Вместе с ним с надсадным треском сломалась выдержка, фоном жалобно звякнула пряжка ремня и реальность улетела к чертовой матери, стоило только перебраться в машине назад.

Ривай любил их секс-марафоны, когда под конец болел член, а из раздолбанной дырки Йегера лилось как из ведра. Но по-быстрому любил больше, без сопливых прелюдий, только резко, до боли. Чтобы две минуты как вечность со вкусом слез и пота. И чтобы оргазм такой же хлесткий, острый. Им нужна сейчас бешеная случка с отборнейшим матом и сорванными криками, и, может, тогда они дотянут до вечера.

Внутри Йегер был мокрый и горячий. Ривай с восторгом выдохнул сквозь сжатые зубы, грубо проталкивая пальцы глубже, вытаскивая, добавляя третий и снова принимаясь долбить скользкое очко. Паршивца под ним выгнуло и затрясло, начисто срывая. Он всегда тащился, когда его трахали пальцами. А Риваю нравилось смотреть.