Нашла и с удовольствием решила заняться. От тем упражнений я лично в восторге. Предлагаю присоединиться всех, кто любит писать, кто хочет пофантазировать, просто отпустить воображение и творить-творить-творить:) И при этом - дисциплинироваться в пис...
К сожалению, это изображение не соответствует нашим правилам. Чтобы продолжить публикацию, пожалуйста, удалите изображение или загрузите другое.
С момента его смерти я мечтаю только об одном — увидеть его во сне. Слушая, как он приходил во сне ко всем знакомым, игнорируя мои сны, я медленно мучительно умираю. Поделом, ведь именно я виновата в его смерти. И теперь, каждый раз ложась спать, я всаживаю в сердце нож, поворачивая рукоятку, заставляя душу выть от боли, а сама наслаждаюсь этими криками, своей душевной пыткой.
Из экстаза душевной боли меня вывел долгий, непрерывающийся звонок в дверь. Я не хотела просыпаться, хотя и не спала. Я просто не хотела подыматься. Звонок. А, действительно, это звонят в дверь или же этот звон слышен лишь в моей голове? Неужели я... Начинаю. Сходить с ума. Подымаюсь.
На пороге стоит тёмный силуэт. Не могу разобрать кто это, видимо ещё не проснулась. Но по комплекции это определённо мужчина. Невольно бросаю взгляд на часы, висящие в коридоре — три часа ночи. Хочется кричать, наорать на этого странного нарушителя спокойствия и громко хлопнуть дверью. Как я вообще услышала звонок так поздно? Это так непохоже на меня. Да, с его смертью я так непохожа не себя.
Не хочу быть гостеприимной, не хочу впускать, не хочу сейчас разговаривать. Но дверь не закрываю. Вот бы это оказался маньяк, пусть задушит меня, убьёт. Я не могу больше терпеть боль убийства.
— Дура.
И незнакомец вошёл внутрь. Молча следую за ним, идём на кухню. И правда дура, раз впустила незнакомца.
— Чай? Кофе? — коротко спрашиваю.
— Кофе.
По инерции завариваю в турке заварной. Его любимый. Пол чашки, без сахара.
Повеяло объятьями, теми самыми, последними, что я помню. Долгими, надежными, медвежьими.
Папочка.
Ненавистные слёзы всё же предательски катятся по щекам. Я думала, мне уже нечем плакать. Я хотела иссушить свою душу, чтобы она трескалась, ломаясь, причиняя ещё больше боли, но эти противные слёзы лечили, притупляя боль.
— Почему ты винишь себя?
— А разве это не очевидно? Я разочаровала его.
— Думаешь?
— Знаю.
Гость пил кофе, придерживая ложечку, и прикрывая один глаз, всякий раз, когда подносил чашку ко рту. А я сидела напротив, смотря в ночное небо.
Люблю черноту ночи, она так подходит к черноте моей души. И я продолжаю всаживать в своё сердце нож, чтобы ещё немного чувствовать боль, потому что с каждым днём воспоминания ускользают. А я не хочу забывать. Я уже не помню его лица, только образ, прищур глаз и как он выпячивал нижнюю губу. Не помню голоса, но помню интонацию, с которой он говорил. Не помню объятий, но помню жар, который исходил от них. И я не готова прощать себя, потому что тогда я забуду всё это.
Проснулась я ближе к обеду. В постели. Не помню, как вернулась в кровать, а может я и не вставала, может, ночной гость мне приснился. Сонная, поплелась на кухню, и тут же проснулась полностью. Сердце глухо, но с силой билось о грудную клетку, а на столе стояла допитая чашка кофе.
