Дневник актёра

Письмо

Перечеркнуто.

Вычеркнуто.

Исправлено.

«Здравствуйте.

Хоть мы и знакомы чуть больше, чем всё моё существование здесь, я не могу называть Вас менее уважительно. Вы, наверное, и не вспомните меня, когда получите письмо. А может, и не получите. Тут ведь не Освенцим, конечно, но всё же.

Здесь холодно. Кажется, что воздух можно грызть, лизать и кусать. Это так глупо звучит, но Вы попробуйте. У Вас ведь тоже, наверняка, знобко и скучно. Это уводит мысли от голода, хотя солёная маца отвлекала бы значительно больше. А Вы, наверное, не голодны и вовсе.

Знаете, только позавчера я понял, о чём говорила бабушка и тётя Клава, хотя Вы их и не знаете. Но могу уверить, они были вполне хорошими. Правда. И мама тоже. Была. Но не расстраивайтесь, я не плачу, честно. Кажется, что весь запас слёз истёк ещё месяц назад. Странно, правда? Я, наверное, не должен об этом говорить, но мне очень хочется хорошенько прорыдаться.

Но так вот же, вообразите, - они говорили, что во мне слишком много жизни. А я и не подозревал об этом. Так странно, правда? Как будто тебе сообщают о ящике, скажем, помидоров. Мол, на тебе, сынок, владей. Хочешь - в банку закатай, хочешь - продай. Одним словом - капитал.

Я думал, что это здоровски, и раз во мне её так много, то смогу сам ею распоряжаться по своему разумению. А затем пугался, потому что жизнь всё-таки не ящик помидоров. Она и перевéсить может, в конце концов, а потом выхлынет, ускользнет, уползёт ручейками, и лови её потом везде, где вздумается.

А оказалось, что её и на одну-то несчастную сливу не хватит. И то, выхватит её кто-то из рук и всё. Не принадлежит она тебе больше. А кому-то, представьте, и целого ведра будет мало. Вот так-то.

Наверное, Вы понимаете, почему я пишу это всё. И наверное, я должен быть очень зол, полон ненависти и желания мести за себя и свою нацию. Но я устал. Смертельно устал. Каждый день мне говорят, что я никто - сволочной швондер, подобие, но никак не человек, поэтому сначала должен смотреть, чтó они делают с другими швондерами, и чтó в итоге сделают со мной. Но Вы это тоже знаете. И Вы наверняка видели это.

Первый раз дьявольски страшно наблюдать, как сотни людей по щелчку падают в яму, которую сами же выгребали. И огромные поля зарытых человеческими трупами ям простираются над тем небом, что совсем недавно лопалось, жарко обливая плечи.

После первого раза я рвал до судорог в коленях.

Страшно. Страшно. Страшно.

И жутко, до одури жутко, что я не самый младший. Они будто маленькие призраки, прозрачные, холодные - гораздо холоднее, чем воздух в камере. Они тоже устали. Но Вы и это знаете. Грустно, правда?

Со мной тоже что-то происходит - стали выпадать зубы, как будто я совсем постарел. Кожа стала вовсе тонкая. И кровь капает слабо-слабо, если порежешься. Наверное, жизнь всё-таки вытекла. Жаль, что она не ящик с помидорами. Так странно, правда?

Особенно странно, когда говорят, что я виноват в том, что родился. Как можно ненавидеть кого-то просто за то, что он есть? Это же надо иметь злобы больше, чем жизни. Воображаете? Я - нет.

Но самое главное - я вовсе не боюсь. Если каждый день видишь, слышишь и даже чувствуешь это, становится привычно, будто это и не касается тебя вовсе. Я, наверное, теперь тоже жестокий и непонятный?

************

Врун. Врун. Врун.

Я изрисовал всё свободное место, сгрыз грифель и теперь мне вовсе нечем писать. Я наказал себя за обман. Мне страшно. Я не хочу этого. Я устал, но правда до одури желаю, чтоб жизнь переполняла меня!

«...ты народ святой у Господа Бога твоего, и тебя избрал Господь, чтобы ты был собственным Его народом из всех народов, которые на земле. - Второзаконие 11:2» - это же ложь, правда?

Скажите мне, это всё враки? Меня отхлестали за то, что однажды я сказал это.

Враки. Враки. Враки.

Если Вы всё-таки прочитаете это, передайте остальным, что это вранье. Хоть они Вас и не послушают, ведь не знают какой Вы. А Вы были очень добры, когда пожалели меня. Я вовсе не держу на Вас зла. Правда. Мне очень жаль.

Увидимся завтра.

Когда Вы меня убьете.

Адам. »