Соулмейты... или нет?

Без названия, Часть 1

Давайте представим, что мы живем в мире реальных соулмейтов. Причем, самого простого из таковых миров — имена проявляются на запястьях в детстве. Одно имя, в зависимости от места проживания — с фамилией, отчеством или еще чем, написанное каллиграфически-идеальным, по мнению владельца татуировки, подчерком. Такое есть у каждого человека в мире. И все очень счастливы со своими родственными душами. Еще бы, тебе ведь сама судьба дает человека, который тебя понимает, любит и поддерживает.

Например, взять популярную группу BTS. Да, разберем все это на их примере. У Сокджина, Намджуна, Юнги, Хосока, Чимина и Тэхена; у менеджеров, текстовиков и костюмеров. У всех она есть — эта судьбоносная надпись. У всех, кроме макнэ группы. У всех, кроме Чон Чонгука.

Нет, на самом деле, этот мир повидал многое. Соулмейты соединяли людей совершенно разных, вне зависимости от их тона кожи и гендерной идентичности [кто понял отсылку к речи RM в ООН — молодец. Кто не понял — тот тоже молодец, ибо нечего видеть их во всем], от характера и места жительства. Существовали даже триады соулмейтов с равной значимостью — просто на татуировка была не на одной руке, а на обеих. Были те, кто встречал своих соулмейтов в раннем детстве и всю жизнь шагал вместе с ним или ней. Были те, кто противился природе и пытался сбежать от судьбы, красной нити и своей половинки. Как правило, это заканчивалось очень и очень печально для обоих.

Случалось и такое, что твой соулмейт умирал до встречи с тобой. Тогда чернила меняли форму — растекались вниз, словно подтекающая краска, показывая плавным переходом увет глаз и узоры радужки, и словно испарялись сверху, улетучиваясь с кожи, отражая цвет волос и их структуру. И почему-то эти переходы никогда не повторялись.

Но был Чонгук. Существовал вот такой парень на этом свете. И у него не было всего этого. Он с детства, как только в детском саду воспитательница упомянула родственные души, ждал этого прекрасного момента, когда его запястье пронзит нить черных чернил и вырубит на смуглой коже одно единственное имя. А может два. И он обязательно, непременно встретит этого человека.

Вот только у судьбы были другие планы и они расходились с его мечтами.

И на прослушивание в новую группу компании БигХит маленький Чонгук шел взволнованный, но с легким страхом и тоской. Неизменные в его образе напульсники были с ним. Потертые, заюзанные, но все еще с ним. Скрывали идеально ровную гладкую кожу без единого черного пятнышка.

Безусловно Чон был чрезвычайно счастлив, когда узнал вердикт и прыгал на месте от радости, не находя каких-либо слов, но... Не смотря на все это напульсники так и не снял. Ни в тот день, ни на следующий, ни через месяц и даже не через год.

Тренировка, вторая, третья, распевка, снятие мерок, пробежка... Убийственному режиму семерых трейни не было конца и края. Пот лился в тридцать три ручья с каждого. Просто потому, что они пришли сюда за мечтой. Не собирались сдаваться, уставать, останавливаться... Никто. Ни лидер RapMon, ни лицо-Джин. Что уж говорить о позитивном Хоупе или Шуге-который-Agust-D. О стремлении к самосовершенствованию Чимина или о целеустремленности Ви также никто не заикался. Все итак было видно. И он тоже старался. Старался быть как все. Правда старался. Только вот когда хены задумчиво и мечтательно проводили по запястью пальцами и блаженно улыбались, словно их поместили в Рай на мгновенье, ему было больно. Резали его неполное сердце без ножа. Даже не подозревая.

А он мило улыбался, помогал и ни в коем случае им не мешал. В голове крутилось лишь одно: «я стану тем макнэ, за которого хены не будут краснеть; который будет заставлять их только улыбаться»

И это бы запросто заменило бы смысл этих красных нитей и черных татуировок в его жизни. Потому что было ради кого жить и он цеплялся за эту ниточку, как за последнюю.

Но в один день карточный домик рухнул. В тот день было начало съемок клипа. Их первого клипа «No more dream». А там уже не наденешь то, что хочешь. И костюм, увы, не изменишь. Черные потрепанные резинки на запястьях туда вообще не вписывались.

Впервые снял их перед кем-то за столько времени, чувствуя себя открытой книгой. Голым в общественном месте. А как по другому? Вся группа ведь собралась посмотреть — что же там такого. Асфальт ушел из-под ног и он, как пылинка под микроскопом, падал в бездну. Очень хотелось кричать, разреветься, закрыться в комнате и никогда-никогда оттуда не выходить. А он, со слезами на глазах, слегка дрожащим голосом шептал на грани срыва голоса: «все в порядке, начнем же», продолжая корчить улыбку, что откровенно говоря не получалась вообще.

Карточный домик рухнул, но хены помогли ему отстроить новый. Потом он изложит эти чувства и благодарность в «Begin», но до этого было еще очень и очень далеко. Он узнал, что татуировка Шуги потеряла четкие очертания еще в детстве, в младшей школе. На его глазах ту самую девочку с выпавшими передними зубками сбила машина, сразу после того, как научившись читать, они смогли осознать слова на их запястьях. Сбила насмерть, без шанса на выживание. Теперь имя нечитабельно и напоминает большую букву «О». А когда-то была самым прекрасным иероглифом... Или, например, что у Чимина почти родовое проклятье — в его семье никто и никогда не встречал своих соулмейтов, а если и встречал — не мог с ним быть. У РэпМона история тоже была печальной — слово на запястье написано на никому не известном языке, который не знает ни один переводчик. Навязчивая мысль о встрече грела душу и Намджун искренне верил, что появится кто-то, кто подарит ему тепло и он ответит взаимностью.

Чон Чонгук в свои пятнадцать узнал не только это. Он узнал и истории родителей хенов, и трагедии случавшиеся в мире, связанные с этим.

Но точно в этот день парень понял. Эти парни, его хены, — его семья.

По-настоящему он это почувствовал лишь на первом концерте. Их дебютном концерте. Когда лидер группы говорил речь, плакал, а потом они долго обнимались, не в силах сказать что-то еще. Позже, за кулисами, у них растекся макияж настолько, что страшно было смотреть в зеркало. Но все постоянно улыбались сквозь слезы и как мантру повторяли «семья» и «мы смогли».

Чонгуку не было так больно. Ему не было так страшно, как раньше. И от чего-то макнэ казалось, что он больше не один в этом огромном мире.

Когда Чонгуку исполнилось восемнадцать, он сделал маленькую, но, пожалуй, очень важную вещь. Вместе со всей командой он записал видео, где они говорили о том, что вне зависимости от того, кто твой соулмейт и смог ли ты его встретить, не нужно забывать о людях вокруг. О тех кто любит, помогает и поддерживает. Куки также оговорил АРМИ и о том, что если эти шестеро, которых он уже может назвать семьей, не его родственные душе, то он не знает что это. И они выложили это в сеть.

Чонгук получил прозвище «золотой макнэ» за силу, таланты и разнообразные увлечения..., но в первую очередь за то, что он плакал с хенами. Плакал за хенов. Он улыбался вместе с ними искренне даже, когда сам был готов разрыдаться.

«You make me begin... You make me who I am today...»

Но это все было красивой обложкой, так сказать оберткой конфетки. Чонгук пел эти слова не раз, не раз говорил эти слова в интервью и посылал их АРМИ. И только подрагивающие легкие улыбки команды, уголки губ который едва были в силах подняться, опускающиеся взгляды, или рассматривающие стены... Все думали, что хены смущаются, но...

Эти слова были немножко не о том. Хены знали, как их макнэ плакал по ночам в подушку — тихо, чтобы не заметили. Как не ел и был похож на привидение. Как резал руки и вновь надевал те напульсники, стараясь скрыть следы попыток найти эти чертовы буквы под слоем кожи. Как сходил с ума. Каждый человек вокруг, начиная с детей и заканчивая могилами стариков, резал его без ножа. Эта реклама с парными браслетиками и футболками, спецномера в отелях для парочек... Нож размеренно проходился по едва зажившему шраму на сердце. Сердцу, что никогда не станет полноценным. Не поймет той эйфории, не поймет утопии от мелодии сердец...

Макнэ не понимал, не осознавал, но... Для Бантанов он стал отправной точкой. Перепутьем. Перекрестком шести дорог. Нулевой координатой. Взрывом, что создала вселенную. В их сердце навечно этот маленький мальчик. Мальчик по имени Куки. Куки, который улыбается им и плачет вместе с ними. Который помог Шуге-хену заново научиться улыбаться и впускать людей в свою жизнь, Хоуп-хена не носить маски, а Чимин-хена не глушить спиртное в одиночестве.

Это для АРМИ он красивый, милый вокалист и рэпер культовый группы. Зайка. Кумир с волшебной улыбкой. Парень, чьи картинки сохранены в телефонах девочек всего мира. Чьим песням неумело подпевают. Кто завоевал билборд вместе с остальными. Про кого пишут фанфики и с кем рисуют арты. Именно так. Все просто. Потому что то видео-признание из-за забывчивости Джина так и не было загружено на официальный сайт, не смотря на кучу потраченного на него времени. И это, пожалуй, было самым лучшим.

Вы не подумайте, ему все еще было больно смотреть на хенов, их татуировки... Ему было больно смотреть на людей вокруг и брата — у него все в порядке. Он знал, что все люди вокруг обязательного найдут того самого... Но не он. Хены женятся, а он нет. Не может, не умеет любить. Не сможет найти того, кого сможет пустить в жизни и отдаться ему полностью. Но пока рядом маячит улыбка Ви и играет ненавязчивая музыка нового мэш-апа Шуги, он будет живым.

А потом как-то случайно в голову пришла идея клипов. Трагических клипов со смыслом и посылом миру. Где есть их личная трагедия. Измененная, искаженная, но их личная... Она из другого мира, но близкая, теплая и режущая... Клипы стали резко набирать популярность и парни не верили своим глазам. Но самое важное, как и всегда, оставалось между строк и за кадром. Кто знает, может когда-нибудь кто-то и попытается увидеть что-то дальше шуршащей обертки конфеты под названием «BTS».

Одной ночью Чонгук проснулся от резкой боли. Побежал в ванную, к аптечке и ужаснулся. Запястье все в крови, лицо в разводах той же алой жидкости, а лицо мертвецки бледное. Кажется, так описывал его Джин-хен, когда он не ел и не спал... Но видеть это самому было еще страшнее.

На его тщетные попытки оказать самому себе первую медицинскую помощь сбежались остальные. Успокаивали, улыбались и заботливо обрабатывали рану. А затем просидели с ним всю ночь, не отпуская из гостинной.

Утром кровь полностью остановилась, а семеро мирно посапывали все в той же гостинной на коленках друг друга, опуская головы на плечи и облокачиваясь на спинку дивана. Запястье было прожжено, словно кислотой. Но где-то на этой раздраженной и воспаленной коже виднелась словно высеченная ножом надпись «Bangtan». Не такая, как у Чимин-хена — с завитками и вензелями; не как у Джин-хена — с курсивом и леттерингом. Но почему-то казавшаяся вечной.

Чонгуку 22 года. Он — успешный айдол Южной Кореи, известной на весь мир группы, завоевавшей билборд. Он идеал для многих. Он кумир миллионов. Сотни девушек по всему миру хотят хотя бы раз его увидеть в живую, попасть на концерт и подпевать, подпевать, подпевать...

Только вот Чон Чонгук не знает о любви, о которой поет. Не понимает. Но теперь по-настоящему живет, а не выживает. Живет сегодняшним днем, искренне смеется и поддразнивает Чимин-хена, иногда вскрикивающего «ЧОН ЧОНГУК». А еще он больше не прячет своих запястий. Ведь там есть теперь вечный шрам. Надпись на навеки сожженной коже. Буквы, которые с его второго рождения согревают холодное сердце. Эти иероглифы восполняют потерю, что ему не предназначено чем-то восполнить.

И как по мне, так он прекрасно справился со своей задачей.

Удачи, Чон Чонгук