Читай по губам

Chapter 6.

Трудные люди могут заставить тебя испытывать разные эмоции.

— Доктор Кто

Длинная темная тень от тяжело бегущей фигуры легла на сухую, пыльную землю. Носки коричневых форменных сапогов время от времени с силой загребают эту же землю, раскидывают мелкие камушки. Девочка заметно задыхается, жадно хватает ртом затхлый, будто бы густой воздух, но бежать не перестает: лишь временами замедляется, чтобы затем снова возобновить былой темп. Наблюдать за подобной картиной до жалкого комично: картофельная девчонка, как ее уже успели окрестить товарищи по набору, устроила на построении знатное представление, за которое теперь получает по заслугам.

Я, опираясь руками на деревянную ограду, стою на крыльце и подставляю лицо легкому и весьма освежающему ветерку, который под вечер стал немного прохладнее и ощутимее. Пока нам дали немного свободного времени, можно и немного отдохнуть: кто знает, когда нам выпадет подобная возможность в следующий раз. Люди используют эту возможность по разному; к примеру та же Виннифред стремглав побежала знакомиться с другими ребятами набора.

Это так похоже на нее: всегда дружелюбная и открытая, мгновенно располагающая к себе людей своей обескураживающей искренностью и обаянием. С ней ты совсем не напрягаешься при разговоре, беседа всегда идет непринужденно и легко. Ну что за удивительный человек?

Конечно, себя я тоже бы не назвала серой мышкой, но первой заводить знакомства для меня тяжело: я не знаю, как подступиться к человеку, чем его заинтересовать, как вывести на разговор. Поэтому, когда Виннифред предложила мне пойти с ней, я вежливо отказалась, решив, что мне стоит побыть какое-то время наедине со своими мыслями. Ведь подумать действительно есть о чем.

Признаться, я чувствую себя морально истощенной: как бы сильно я не старалась оградить себя от внешнего негатива, сердце все равно сжимают холодные и скользкие щупальца какого-то неприятного чувства. И, честно, я действительно рада, что имею возможность находиться здесь и сейчас, не жалею ни капли, но меня начинают одолевать внутренние страхи и сомнения. Справлюсь ли я с подобной ношей или сломлюсь, словно деревянная щепка? Наверное, не стоит загадывать наперед — все придет со временем.

— А что там?

— Выбывшие. Их должны перевести в хозяйственные районы.

И тут я внезапно вспоминаю, что на крыльце-то нахожусь не я одна: рядом со мной стоит темноволосый юноша с забавными веснушками на щеках и по-щенячьи добрыми глазами. Короткий диалог же произошел между миловидной брюнеткой с двумя хвостиками и юношей со взъерошенными каштановыми волосами. Подперев голову рукой, я бегло осматриваю этих двоих, а затем устремляю взгляд на объект обсуждения. Крытая тканью повозка медленно, тягуче подымается по склону: темная гнедая лошадь громко фырчит, а ее подкованные копыта отбивают ровный такт по земле.

Даже отсюда я могу рассмотреть сидящих в повозке людей, к которым у меня почему-то просыпается ощутимая жалость: лица у них несчастные такие, разбитые. И я не могу винить их в слабости духа, ведь кто знает: завтра на их месте может оказаться кто угодно. Они нашли в себе силы признать собственную слабость и недееспособность, сделали свой выбор, и я обязана его уважать. Я же получила эту возможность, и должна стараться как ради себя, так и ради людей, которые не смогли удержать в руках этот шанс.

— Да ладно! Сегодня же только первый день... — изумленно восклицает юноша с очень короткой стрижкой, а затем задумчиво потирает затылок, провожая взглядом уезжающую повозку.

— В этом нет ничего постыдного, — негромко вставляю фразу в разговор я, за что получаю поощрительную улыбку со стороны веснушчатого юноши.

Он мне нравится. Довольно приятный юноша. Если память мне не изменяет, ведь я мало что запомнила с сегодняшнего построения, его зовут Марко. Имена остальных я либо прослушала, либо забыла, либо вообще внимания не обратила; слишком много новых людей и имен для одного дня. А ведь мне еще много предстоит пройти рядом с этими людьми, плечо к плечу, да? Сейчас же лишь единицы вызывают у меня чувство подсознательной приязни и доверия.

— А так всегда и бывает... Слабым придется уйти, — фраза, сказанная безразличным и размеренным голосом, неприятно колет сердце, заставляя снова повернуть голову вправо, подымая взгляд на говорящего шатена. — Они предпочли убирать камни и полоть сорняки...

— По крайней мере, они нашли в себе гордость признать это, — мгновенно отвечаю я, отпихиваясь ладонями от отрады. — Это всяко лучше, чем притворяться, что ты что-то можешь, будучи пустышкой на самом деле.

Я нервно передергиваю плечами, стараясь не замечать взглядов, которые тут же переметнулись на меня. Что же, я сказала лишь то, что считаю правильным; меня их мнение волновать не должно. С невозмутимым видом, не давая возможности оспорить или согласиться с моими словами, я спускаюсь по ступеням, пряча ладони в карманах кардигана, и направляюсь в сторону столовой, где вероятнее всего находится Виннифред.

Слова этого юноши пришлись мне не по душе, если честно. В них я прочувствовала какое-то то ли отвращение, то ли искреннее непонимание. Мол, как это так: вместо сражения выбрать мирную жизнь? Но разве можно осуждать людей за такое? За желание жить и быть в безопасности? Я стараюсь не осуждать людей, которые имеют другое мировоззрение; правда пытаюсь принимать чужие мысли, но неуважительное отношение к поступкам других людей я поощрять не собираюсь.

Серая юбка, в которую я одета, развеивается от моих шагов, а я задумчиво смотрю себе под ноги. Что тут сказать, не самая приятная ситуация сложилась; мне не хочется показывать себя не с самой лучшей стороны, а тем более конфликтовать в первый же день, но слова сорвались сами по себе; даже если бы я жалела о сказанном, было бы уже слишком поздно.

— Ай!

— Ой, прости...

Последняя фраза была брошена чисто для галочки, без капли сожаления и лишь вселенской усталостью в голосе. Сильно задумавшись, я и не думала обращать внимание на бегающую девочку, пока та с силой не врезалась в меня, едва ли не сбив на землю. К счастью, и я, и она удержались на ногах, отделавшись болезненными ссадинами. Я, слегка зашипев от боли, сразу схватилась за плечо, впиваясь пальцами в ткань и глядя убежавшей картофельной вслед; видать, побоялась останавливаться надолго, чтобы не получить еще большей выволочки от начальства.

Что же, все мы здесь чего-то боимся, всех нас одолевают страхи первого дня. Кто-то боится вылететь, кто-то боится показаться слабым, кто-то боится проиграть. Мы схожи в своих страхах.

***

К моему величайшему удивлению, Виннифред в столовой не оказалось, что несколько расстроило и смутило меня одновременно; я все еще чувствую себя слегка неуютно без ее присутствия рядом, все-таки она всегда может подстраховать меня, если требуется, помочь выйти из неловкой ситуации. Но, пожалуй, мне уже пора научиться обходиться без ее опеки и помощи.

Помещение довольно крупное и душное изнутри: постройка сделана из темного дубового дерева, весьма добротно, если судить по крепким балкам под потолком и деревянным колоннам, которыми подпирается этот же потолок. Окна с не самыми чистыми стеклами маленькие, их очень мало, поэтому внутри уже зажжено несколько газовых светильников, отбрасывающих теплый свет на столы, коих здесь довольно много.

За столами можно заметить уже сформировавшиеся группки людей: время от времени раздается громкий смех или, наоборот, слышатся отголоски тихих разговоров кадетов между собой. Я, все еще стоя на пороге, как-то затравленно осматриваюсь, делая несколько неуверенных шагов внутрь, абсолютно не зная, куда себя деть. В глаза сразу бросается хмурая блондинка, сидящая за самым дальним столом в гордом одиночестве и попивающая что-то из деревянной кружки. Черты этой девочки кажутся действительно красивыми, даже, сказать, какими-то изысканными: плавный орлиный нос, небольшие, слегка пухлые губы.

Внезапно она подымает свои светло-голубые глаза и устремляет свой пронзительный, внимательный взгляд на меня. Этот взгляд я не в силах выдержать, поэтому отвожу глаза и ощущаю, как сильно мне хочется избежать даже зрительного контакта с этой незнакомкой. Нет, пошло оно к черту, к ней я не подойду. Поджав губы, я подхожу к одному из незанятых столов и сажусь за него, неловко поправляя при этом кардиган: в любом случае, Виннифред рано или поздно сюда придет.

— Хэй, ты так быстро убежала. Не против, если я присяду?

— Эм... Нет, не против...

Я сама не поняла, как темноволосая девчушка оказалась возле этого же стола: это ведь та брюнетка, которая стояла со мной на крыльце. В конце-то концов, какая мне разница? Мой голос звучит ровно и спокойно, но я уверена, что в нем можно расслышать нотки моего внутреннего волнения: как я уже сказала, заводить знакомства далеко не мой конек. Я слегка непонимающе моргаю, глядя на брюнетку, а затем просто пожимаю плечами.

— Выглядишь немного не в себе. С тобой все в порядке? — девочка пытливо склоняет голову на бок. — Мне показалось, что тебя слегка задел разговор о выбывших...

Я слегка нервно передергиваю плечами, даже не зная, что ей ответить: неужто я действительно так нехорошо выгляжу? Тем временем девочка садится напротив меня, а невольно осматриваю ее беглым взглядом: не хочу ставить ее в неловкое положение своим пристальным рассматриванием. Она кажется довольно худой; ключицы выпирают, запястья и плечи острые, даже не смотря на то, что они скрыты тканью грязно-голубой кофты с длинными рукавами. Мы как-то неловко молчим, ведь лично я попросту не знаю, как мне начать разговор: мыслей довольно много, но ни одной толковой на ум не приходит.

— Не сказала бы, что прям таки задел, — все-таки отвечаю я, ставя локти на стол и сцепляя пальцы в замок; я нахожу в себе силы поднять взгляд на собеседницу и посмотреть ей в большие темные глаза. — Просто неприятно слышать такое неодобрение. Не все выдерживают подобное отношение и нагрузки. Лучше вовремя остановиться и повернуть назад, верно?

— Да, ты права, — охотно соглашается девочка, приветливо улыбнувшись мне приятной и яркой улыбкой. — К слову об этом, Шадис нехило потрепал тебя на построении; я стояла неподалеку.

С моих губ срывается негромкое хмыканье. Странная она, эта девочка. Если не ошибаюсь, то к ней Шадис тоже что-то предъявлял. Что же, могу сказать, что это был не самый приятный опыт в моей жизни; даже учитывая то, что я была далеко не единственной, кто получил неплохую такую порцию оскорблений и унижений в свой адрес за этот день. Временами дело доходило даже до насилия — меня до сих пор передергивает от воспоминаний, как Шадис приложился лбом о лоб высокого светловолосого юноши; да так, что тот на ногах попросту не удержался и упал на колени перед орущим инструктором.

— Могло быть и хуже, — я пожимаю плечами в ответ. — Я еще легко отделалась. Работа у него такая. Тебе ведь тоже досталось?

— Да. И все же, — настаивает собеседница, подперев голову рукой. — Не особо-то приятно слышать подобное.

Я позволяю себе отпустить легкую, уставшую улыбку, рассматривая собственные покусанные ногти — дурная привычка с детства. Что же, что правда, то правда, но, как я уже и говорила, слова Шадиса меня отнюдь не задели; на правду не обижаются, как говорится. В голосе брюнетки я, к удивлению, не слышу того холода или неприязни; наоборот, она кажется мне очень милой, что заставляет меня невольно немного расслабиться и перестать так сильно нервничать.

— Ну, есть немного, — неуверенно бормочу я, а спустя несколько мгновений молчания спешно добавляю. — Меня зовут Делис, рада знакомству.

Я нахожу в себе силы протянуть девочке слегка дрожащую ладонь: почему-то меня посещают мысли, что собеседница ее не примет. Но нет же, снова нет — она ведет себя очень дружелюбно; протягивает ладонь в ответ и слегка сжимает мою. У нее теплые ладони с мягкой кожей, даже отпускать ее не хочется.

— Я Мина Каролина, приятно! — улыбчиво отвечает мне девочка, а я слегка киваю в ответ, позволяя себе отпустить легкую улыбку. — Так ты действительно из Стохеса приехала?

Проговариваю названное мне имя у себя в голове, будто пытаясь попробовать каждую букву на вкус. На языке мгновенно будто ощущается привкус утренней прохлады, будто воздух после дождя. Мне кажется, что у каждого имени есть свой исключительный привкус — какая-то подсознательная ассоциация, которая появляется в нужный момент в голове. И все же пора мне возвращаться к разговору, поэтому я, ставя локти на стол, сцепляю пальцы в замок и ложу на них подбородок.

Перед глазами невольно проносятся моменты из последних нескольких месяцев: все-таки, как непредсказуема жизнь; все меняется так неожиданно, так стремительно. Но я не собираюсь делиться этим всем с незнакомым человеком. Слишком уж личное и интимное все это для меня, да и не хочется отталкивать такого приятного человека своими грузными рассуждениями.

— Это долгая история, — произношу я, слегка сморщив нос и отведя глаза куда-то в сторону. — Последние пару месяцев я жила в Тросте, но родом я действительно из Стохеса.

— Ничего себе. Это же так классно! Обеспеченный и защищенный город, — задумчиво протягивает Мина: в ее голосе ощущается чувственный восторг, от которого мне становится как-то неуютно.

— А ты родом из опасных районов, что ли?

В кадетском корпусе действительно много беженцев: для некоторых из них корпус — единственный шанс на существование. Здесь, в этих стенах, они могут найти себе как приют, так и призвание, посвятив себя службе человечеству. А есть такие люди, как я, которые пришли сюда с точной и определенной целью: кто-то ищет обеспеченной и безопасной жизни в рядах Королевской Полиции, кто-то стремится просто помочь человечеству, кто-то безумно хочет вырваться из клетки стен, даже ценой собственной жизни. Каждый преследует собственные, личные цели.

— Да нет же, совсем нет, — как-то теряется собеседница, плавно махнув худенькой рукой. — Я из Каранеса, это на востоке Розы.

Я быстро соображаю, пытаясь отыскать в закоулках собственной памяти хоть что-то, связанное с этим городом. В Каранесе я, увы, никогда не была, но если память мне не изменяет, Николас рассказывал мне о поездках туда. На душе становится как-то неприятно от воспоминаний о брате, но тоска все же берет свое; как бы я не сердилась на него, я люблю его и скучаю. Он ведь мой брат. Мое неловкое молчание прерывает упавшая на наш стол длинная тень: я тут же поворачиваю голову влево, видя высокого и на удивление знакомого юношу.

— Тебе очень повезло. Чем ближе к Сине, тем безопаснее, — как-то не особо приятно произносит парень, глядя на меня сверху вниз.

Я внимательно, как-то оценивающе присматриваюсь к его внешности: светлая кожа, вытянутое лицо, неширокие карие глаза, то ли русые, то ли пепельные волосы. Ну ничего себе: это же еще один объект сегодняшнего представления на построении. Если я правильно все поняла, этот юноша рвется поступить в Королевскую Полицию, чтобы жить в достатке на безопасной территории. Интересная цель, ничего не скажешь. Но говорить об этом Шадису было откровенной глупостью.

— А ты, кажется, в Сину и рвешься? — с ухмылкой парирую я, вскинув подбородок и бросив взгляд на парня. — В район побогаче, да? Побезопаснее?

Мне честно хочется сделать ему замечание по поводу того, что влезать в чужой разговор вещь не самая приличная, но, пожалуй, пока что я оставлю свое недовольство при себе; у меня еще будет возможность когда-то да выпустить его на других. Тем временем собеседник ухмыляется уголком губ и даже без разрешения садится возле Мины; та, вроде как, и не против — она действительно дружелюбная девочка.

— Точнее и не скажешь, — после фырканья произносит парень, не сводя с меня глаз. — К черту скрывать свои настоящие мотивы? Тут каждый второй хочет в Королевскую Полицию именно из-за безопасной жизни.

В его взгляде я ощущаю что-то очень неприятное: он будто бы оценивает меня. Мол, как такая обычная себе девочка может быть родом из такого обеспеченного и богатого города? И именно поэтому у меня внутри все сжимается, заставляя воздух поступать в легкие куда тяжелее.

— Ну не скажи... — неуверенно вставляет свою реплику в разговор Мина, покачав головой.

— Вот именно, — поддерживаю ее мысль я, громко хмыкнув. — У всех цели разные, Жан.

Имя этого юноши всплыло в памяти как-то внезапно и неожиданно для меня самой: я попросту случайно его запомнила еще с построения. Это ведь именно этот парень схлопотал удар по лбу от Шадиса; на тот момент, признаться, мне даже стало его немного жаль. Но, кажется, его это не особо-то и задело: отделался встряской того, что называют мозгами, да шишкой на лбу, которую я могу видеть даже сейчас.

— Ну и какого черта тогда забыла здесь ты? Делис Ди Марлоу, я прав? — с сочащейся иронией в голосе произносит Жан, протягивая мне ладонь. — Удивительно видеть человека, который отказался от жизни в Сине ради этого бедлама.

И снова рукопожатие: парень сжимает мою ладонь как-то крепко и руки у него теплые-теплые, сухие. И глаза пронзительные у него: карие, яркие, светлые. И смотрит пронзительно. Мне кажется, что заговорить он решил исключительно из-за моего происхождения; как оказалось, с территории Сины в нашем наборе очень мало ребят.

— Прав, — четким голосом отвечаю я, резко разрывая рукопожатие. — А вот почему я «отказалась от жизни в Сине» это уже мое личное дело, ясно? Пришла, потому что хочу быть полезной для человечества, и это единственное, что имеет значение.

Я даже не знаю откуда. Откуда во мне взялось такое острое недовольство и раздражение от слов Жана: не сказала бы, что он пытался меня задеть своими высказываниями — манера речи у него такая. И все же неприятное ощущение откуда-то да появилось, хоть Жан и кажется мне весьма интересным человеком. Я, поджав губы, переглядываюсь с Миной: выражение ее лица сменилось на слегка взволнованное. Видимо, в разговоре действительно появилось какое-то напряжение. Жану, кажется, тоже мой тон не особо понравился, ведь он слегка нахмурился, сведя брови на переносице.

— Успокойся. Нечего бросаться на меня, — раздраженно цедит Кирштайн, а затем, фыркнув, отворачивает голову куда-то в сторону соседнего стола, за которым столпилась неплохая такая куча народу; оттуда доносятся голоса, но я не могу переключить свое внимание на них, ожидая, что Жан продолжит свою мысль. — Я ведь не осуждаю, просто спрашиваю.

Последняя реплика заставила меня даже почувствовать себя слегка виноватой: ведь и вправду, он не сказал ничего такого, что могло бы меня обидеть или задеть. Это ведь просто интерес, правда? Я виновато прикусила губу, даже не зная, что сказать в ответ.

— Да ладно вам, ребят, — снова подает голос Мина, от чего что я, что Жан переводим взгляды на нее. — Нечего из-за такой глупости конфликтовать.

— И вправду. Извини, не хотела показаться грубой, — нехотя бросаю я; мне не особо-то и хочется это говорить, но я ведь понимаю — надо.

— Забей, — отмахивается Жан, словив мой вопросительный взгляд, а затем подпирает голову рукой, кивая подбородком в сторону стола через пролет от нас. — Ты по крайней мере честна, не то, что некоторые.

Я слегка обескуражена такими словами, но вместо того, чтобы что-то ответить, лишь прослеживаю за взглядом парня. Он безразличным взглядом осматривает столпившихся вокруг стола ребят, которые что-то бурно обсуждают. Мне приходится слегка наклониться, чтобы понять, что все внимательно слушают слова мальчишки-шатена: именно того, который неприятно высказался о выбывших ребятах. Увы, даже имени я его не знаю, но какое-то внутреннее отторжение к его персоне у меня уже зародилось; может, не стоит относиться так предвзято?

— На самом деле титаны — это ерунда. Когда мы научимся управляться с УМП, им с нами не тягаться, — шатен говорит, не глядя ни на кого; его взгляд просто сосредоточен, он горит каким-то странным огнем уверенности в собственных словах, от чего у меня по коже пробегаются ощутимые мурашки. — У нас появился шанс стать солдатами.

И снова. Его слова вызывают во мне такие странные и противоречивые чувства: вроде бы я даже согласна с ними, но вроде бы что-то внутри меня отторгает его мысли. Ведь это неправда. Титаны — не ерунда. Они опасны, они несут смерть. Одна мысль о них вызывает у меня дрожь и сомнение в том, что я действительно хочу вступать в Легион. Я не могу принимать такие решения так легкомысленно, не после смерти моего дяди.

— Я вступлю в Легион Разведки. И очищу мир от титанов. Я их всех убью. До единого.

— Чувак, ты рехнулся?

По коже снова пробегается нервная дрожь от слов этого мальчишки. Его слова исполнены такой пронзающей решимости, такой ощутимой силы. И сердце трепещет, и страшно становится от таких слов. И не знаешь от чего они такие чувственные: от глупости ли, от храбрости? И относиться не знаешь как, лишь смотришь да глазками хлопаешь, пытаешься понять, но не можешь. А затем перевожу на Жана взгляд: Жан недоволен, саркастичен, насмешлив. Ему не нравятся такие громкие слова, громкие высказывания, невооруженным взглядом это видно.

Люди тоже с любопытством на Жана смотрят. И этот паренек смотрит. Смотрит прямо, с вызовом. Атмосфера в помещении ощутимо накаляется, дышать становится неудобно; втяни легкими побольше воздуха — да отравишься ядом, гляди.

— Ты сказал, что хочешь вступить в Разведкорпус? — сдерживая смешок, добавляет Жан, от чего я хмурюсь: кажется мне, этот Жан еще тот любитель неприятностей.

— Именно, — напряженно, но ровно отвечает ему шатен; его взгляд попросту разоружающий, такой прямой и ощутимый, но Жану, похоже, абсолютно все равно. — А ты хочешь вступить в Военную Полицию ради легкой жизни?

Я негромко фыркаю и мой взгляд перехватывает совсем упавшая духом Мина: она смотрит на меня с острым желанием уйти отсюда подальше. И мне хочется, Мина. И я могу встать и уйти отсюда к чертям, но что-то держит, точно веревками привязывает ноги к полу. Интересно ведь, чем закончится все это. Поэтому я лишь виновато пожимаю плечами, переводя взгляд с Каролины на юношей. А они, будто два волка: поедают друг друга вызывающими взглядами, скалятся, предупреждают друг друга. Хоть бы не сцепились.

— Я человек честный, — с ощутимой насмешкой в голосе проговаривает Жан; кажется мне, он искренне наслаждается своими же словами. — Так лучше, чем притворяться крутым, когда на самом деле уже штаны обмочил от страха.

Открыто провоцирует. И одновременно лишь говорит, что думает. Странная грань в словах Жана перекатывается из крайности в крайность. Кажется мне, что слова Жана чем-то похожи на те, которые я сказала этому же юноше на крыльце. Надо уметь трезво оценивать себя. Свои способности. Свои цели. Благородная цель — это, конечно, прекрасно. Но так громко о ней заявлять неправильно. Ненормально. Странно. Да цель уничтожить титанов сама по себе странная. И звучит странно. И воспринимать ее с уважением странно. Поэтому я лишь отвожу глаза, рассматривая собственные сложенные на столешнице ладони.

— Ты это обо мне? — чуть ли не рычит от злости второй юноша, вскакивая на ноги и буквально распиливая по частям Жана взглядом.

— О-о-о... — ухмылка не сползает с губ Жана, а лишь расцветает с новой силой; на мгновение он довольно прикрывает глаза; я искренне надеюсь, что ему хватит мозгов не лезть в драку. — Прости, если оскорбил.

Но, видимо, мозгов не хватает, потому что парень тоже встает на ноги; я инстинктивно хочу тоже вскочить, чтобы предотвратить назревающий конфликт, но теплая бледная ладонь Мины, оказавшаяся поверх моих рук, и ее легкое покачивание головы из стороны в сторону останавливает меня. И вправду. Дело не мое, пусть разбираются сами, раз уж так вляпаться в неприятности хочется.

И сходятся, как два волка: глядят друг на друга в упор, подойдя почти вплотную. Жан выше второго парня, это сразу бросается в глаза, но это не мешает шатену не скрывать свое желание отстаивать свое оскорбленное мнение. Как по мне, оба хороши: Жану не стоило лезть со своими провокациями, а шатену — следовало бы быть чуть осмотрительнее, бросаясь такими громкими словами. Все, что выходит за рамки нормального, будет подвергаться осуждению. Простое и понятное правило.

— Ребята, отставить драку! Гляди, что развели тут, — жизнерадостный и наигранно-недовольный голос разрывает повисшее молчание.

Но, к моему величайшему облегчению, дверь в столовую удачно открывается, и я вижу знакомую долговязую, как лоза, фигуру. Виннифред тоже переоделась в гражданскую одежду: светло-желтая, слегка мятая блузка, коричневые плотные штаны, потертые ботинки. И распущенные рыжие волосы по лопатки спадающие, подобно огненному водопаду. Девушка легкой походкой подходит к готовым сцепиться юношам: люди попросту расступаются перед ней, дают дорогу, с изумлением глядя на веснушчатое лицо с яркой улыбкой. Я слышу облегченный вздох Мины: кажется, она рада, что хоть кто-то да решился остановить это безобразие. Да. Виннифред — может. Я — нет.

— Ты еще кто такая? — Жан недовольно поворачивает голову, осматривая Винни с ног до головы; кто-кто, а он явно не рад тому, что их прервали.

А Виннифред встречает его взгляд невозмутимо. Останавливается перед ними, поставив одну руку в бок, а второй откидывает волосы за спину. И все еще улыбается. Так, будто ее вовсе не смущает и не напрягает сложившаяся ситуация: будто ее не интересует то, что на них направлены все взгляды, все шепотки адресованы сейчас ей.

— Виннифред Луин, Жан, — с довольным видом отвечает рыжая, улыбаясь пуще от скривившегося лица юноши. — В любом случае, прекращайте; нечего оскорблять друг друга на ровном месте. Каждый имеет право на свою позицию, так что осуждать, а там более насмехаться с чужого мнения — вещь весьма низкая, я ли не права?

Оба юноши даже не знают, что ей ответить; лишь обескураженно смотрят. Честно говоря, временами я действительно побаиваюсь того, что Виннифред не нуждается во мне так сильно, как нуждаюсь в ней я. Что на моем месте рядом с ней может оказаться кто угодно — она ведь так хорошо ладит с людьми. Я даже не понимаю чем, черт возьми, заслужила такое хорошее отношение к себе с ее стороны: эту доброту, внимание, эту трепетную заботу. Будто старшей сестрой невольно обзавелась.

— К тому же, из-за вас могут получить по шее от инструкторов все присутствующие, — с нажимом, но все таким же дружелюбным тоном добавляет Виннифред. — Не думаю, что это будет хорошим завершением первого дня.

— Да поняли мы, — фыркает шатен.

Мне, признаться, тоже на душе легче стало при виде подруги: ее солнечная улыбка и играющие на веснушчатых щеках ямочки мгновенно поднимают мое подавленное настроение. Я складываю руки на груди. Внезапно, будто по указке, с улицы начинает доноситься звук ударов колокола: размеренный, громкий, пронзительный. Я невольно морщусь от этого неприятного звука, а Мина спешно отпускает мои ладони, неловко потирая затылок: я даже не заметила, что она держала их все это время. Кажется, именно этот колокол оповещает об отбое.

— Тогда, кажется, вам стоит извиниться друг перед другом и разойтись, — Виннифред махнула рукой и наконец-то перевела взгляд на меня, улыбнувшись чуть ярче.

Я наконец-то нахожу в себе силы встать на ноги, которые ощутимо затекли после долгого сидения. Люди в столовой тоже начали шевелиться и медленно, но верно направляться в сторону выхода, бросая косые взгляды на все еще стоящих друг перед другом юношей. Мина тоже спешно вскочила, подходя ко мне — только сейчас замечаю, что она чуть ниже меня; такая забавная девочка. Приятная и дружелюбная, с горящими темными глазами и красивыми все такими же темными волосами, весело играющими на плечах в двух хвостиках.

— Рыжая, не указывай, что мне делать, хорошо? Но ладно, я виноват. Я не хотел осуждать твои мысли, — первым начинает говорить со вздохом Жан, поворачивая голову к шатену. — Давай забудем?

— Да. И ты меня прости.

По столовой разносится хлопок: юноши ударяют ладонью о ладонь вместо рукопожатия и наконец-то расходятся. Виннифред шумно и наигранно выдыхает, сцепляя руки в замок и поднимая их над головой, с чувством потягиваясь. Люди вокруг теперь совсем потеряли интерес к происходящему: конфликт исчерпан, отбой объявлен. Кажется, даже такой насыщенный день подходит к концу.

— Вот это представление, правда? — весело спрашивает Виннифред, взглянув на нас с Миной.

— И не говори, — закатываю глаза я, чувствуя, что даже в столовой к вечеру становится немного прохладно; тонкий кардиган меня не особо греет, белая блузка тоже. — Где тебя носило все это время?

— За казармами какие-то парни тоже устроили драку. Пришлось их разнимать, — отмахивается подруга, от чего Мина тихонько ойкает. — Да не волнуйтесь вы так, мне там один юноша помог. Благо здесь все обошлось без драки.

Есть у Виннифред такая странная инициативность ко всему, что происходит вокруг: она никогда не останется в стороне, если что-то творится. Будь то драка или просто разговор, она всегда примет участие и сделает то, что посчитает нужным. И именно в такие моменты она кажется мне такой зрелой и взрослой: из всех людей никто не решился подойти и остановить назревающую драку. А она подошла. И остановила. И извиниться заставила.

— Ох, точно... — почему-то внезапно встрепенулась я, поднимая взгляд на Мину, которая застыла, с интересом рассматривая рыжую. — Мина, это моя подруга Виннифред. Виннифред, это...

— Мина Каролина, я знаю. Рада знакомству! — Виннифред охотно пожимает маленькую ладонь брюнетки.

— Мне тоже приятно, — улыбчиво отвечает Мина.

— Ты что, уже имена всех ребят запомнила? — весело фыркаю я, приподнимая уголок губ в подобии улыбки.

— Практически всех, — Виннифред подмигивает мне, а затем продолжает. — Мне кажется, нам стоит пойти в казарму, не находите?

Я киваю, Мина тоже что-то согласно говорит. Только сейчас я замечаю застывшего на пороге Жана: он кажется каким-то расстроенным. Возможно, в другой ситуации я бы даже подошла к нему, но сейчас... Признаться, я чувствую себя слишком уставшей. Глаза начинают немного побаливать, тело требует, буквально умоляет об отдыхе, намекая на это ноющими ногами и плывущим взглядом. Громкий зевок сам по себе срывается с моих уст, которые я мгновенно прикрываю рукой.

Похоже, нам действительно пора идти.

* * *

На улице уже заметно потемнело: небо, которое еще недавно горело пламенем заката, стало фиолетово-розовым, местами даже синим. На этом тле маленькими блестящими самоцветами переливаются кристаллики ярчайших звезд. Воздух прохладный и свежий: холодит легкие изнутри подобно первому снегу. Шагать становится как-то тяжело, усталость разносится по венам. Мы идем медленно, размеренно. Мина по левую руку, Виннифред по правую. Непринужденный и легкий диалог заставляет чувствовать себя немножко лучше: все-таки приятно осознавать, что даже такой неприятный день может закончиться неплохо.

— Ты была невероятна, Виннифред, — Мина с легкой улыбкой говорит подруге такой лестный комплимент, но в голосе — ни капли лести, лишь искреннее уважение. — Ну, когда пошла их разнимать. Я-то думала, что они устроят драку.

Я тоже никак не могу перестать думать о произошедшем. Конфликт двух отторгающих друг друга сторон, двух противоположных мнений, двух противоположных людей. Людей из разного теста, из разных миров. Непохожих между собой, но пришедших в одно место для достижения разных целей. Удивительное место этот кадетский корпус. Кто-то уходит, кто-то остается. Кто-то молча слушает, кто-то громко заявляет о себе. Кто-то без слов захлебывается обидой, кто-то готов отстаивать свое мнение кулаками. Так много разных людей, что я невольно теряюсь в этом бурном потоке. Есть ли здесь место для меня?

— К слову, что это за парниша? — спрашиваю я, даже не глядя на собеседниц, а лишь смотря себе под ноги, время от времени пиная мелкие камушки носками закрытых туфель. — Тот, который с Жаном драться хотел.

Имени не знаю. Фамилии не знаю. Человека не знаю. Смотришь — обычный юноша. От других видом не отличается, ничем и никак. Разве что глазами — бирюзовыми, выразительными. С уверенным взглядом, с острым взглядом. А слова его. Слова такие громкие, до дрожи пронзающие, чувственные, ненормальные. Заставляющие чувствовать себя странно: они будто пытаются достучаться до чего-то внутри тебя. Но мне это совсем не по душе. И слова эти не по душе. Неприятные они, странные. И держаться подальше хочется, не слушать, не слышать. Не считаю я так, не согласна я. Другая я, совсем другая.

— О... Его, кажется, зовут Эрен, — спокойно пожимает плечами Мина и испускает из уст облачко пара, которое легко подымается к небу, исчезая так же быстро, как и появляясь.

— Да-да, точно. Эрен Йегер, — поддакивает Виннифред, положив ладонь мне на голову и слегка взъерошив каштановые локоны, все так же собранные в хвост. — Он вроде как родом из Шиганшины. Интересный паренек.

Я рвано киваю головой, не отвечая ни слова и ныряя с новой силой в поток собственных мыслей. Но, кажется, я слишком измотана, чтобы противиться этому потоку, поэтому он отторгает меня, позволяя мыслить лишь рваными отрывками. Да и думать уже не особо-то и хочется, о чем тут еще размышлять?

Есть здесь много людей. Много имен. Много личностей. Много разных голосов и много разных мнений, которые не хотят мириться между собой, которые сражаются в каждом невинно брошенном слове, в каждом вздохе и взгляде. И чувства у меня ко всем разные: кто-то вызывает мгновенную симпатию и доверие, кто-то — интерес и желание пообщаться, кто-то навевает ощутимый холод и страх.

А кто-то заставляет попросту держаться подальше, лишь бы не ощущать это странное противоречие в собственных мыслях, в собственных идеалах. Кто-то, кто вызывает дрожь. Кто-то, кто вызывает одобрение и несогласие одновременно. Необычный человек этот Эрен Йегер. Но лучше будет, если мне не придется сталкиваться с этой необычайностью напрямую.

— Утенок, все в порядке? — спрашивает Виннифред, слегка встряхнув меня за плечо.

— Да, в порядке. Просто задумалась.

Здесь есть разные люди, разные мнения. И сегодня я увидела лишь первое сражение.

Сколько же их ждет впереди?