В огнях сияющей столицы

А мне были по душе твои игры.

Кнопка дверного звонка проваливается вглубь механизма под давлением сильных пальцев. Каждая последующая попытка вызвать хозяина квартиры становилась все настойчивее и требовательнее, но Федор никак на них не реагирует и дверь не открывает.
Этот демонстративный игнор приводит Антона в отчаяние, и он, срываясь, бьет кулаками по стене, тут же морщась от ответной боли.
- Федя! - следует сильный пинок ботинком в дверь, - давай поговорим?! Открой!
Второй удар, третий….
- Я все равно не уйду, - его голос мгновенно опускается до горячего шепота в дверную щель и отдает клятвенными обещаниями, - хочешь - наряд вызывай. Как отпустят, я сразу вернусь! Я жить под твоими дверями буду.
Он настойчиво ломится к нему, требуя свое заслуженное право на шанс оправдания.
Антон оглушает подъезд грохотом тяжелых ударов, но сам не слышит ничего, кроме биения сердца. Он барабанит до тех пор, пока из квартиры напротив не раздается ответная угроза:
- Сейчас полицию вызову!
Антон срывается, подходит к соседней двери и показывает в глазок средний палец, а после устало опускается на бетонный пол лестничной клетки под дверью Смолова и достает телефон.
“Абонент временно недоступен...”

Сердце начинает противно ныть, признавая скользкий леденящий душу факт, что он его действительно не хочет видеть.
Это не минутный эмоциональный псих, на этот раз все действительно очень серьезно.
Антон облокачивается спиной о дверь и затихает, глубоко вздыхая.
Его губы дрожат, и впервые за последний год он беззвучно плачет, утирая слезы грязными сбитыми ладонями.
Если такова расплата за его прошлые грехи, то, конечно, он ее покорно примет. Вынесет. Искупит полностью.
Но только в одиночестве.
Почему Бог так жесток к тому, кто сейчас сидит по ту сторону двери?
В чем и когда провинился он?

Антон чувствует тепло Федора сквозь холодный пласт металла, что разделяет их, слышит его неровное дыхание. Оно совсем рядом, стоит только сильнее вжаться спиной и затылком в стену.
- Давай поговорим… - он ведет пальцем по стыку косяка с дверью, зная, что там, по ту сторону, его прекрасно слышно.
От резкого щелчка отпирающегося замка у Антона перехватывает дыхание, а сверху вниз на него смотрят глаза, в которых Антон тонет вновь.
И он влюбляется в него с новой силой.
Федя неестественно бледный и болезненно уставший, он окидывает его быстрым взглядом потухших глаз и опускается на пол в коридоре.
И молчит.
Антону хочется перебраться к нему на колени, согреть его щеки своими теплыми ладонями, прижаться к нему со всей силой и целовать…
Лицо, щеки и губы, каждый миллиметр его тела.
Как же он боялся, что Федор его не пустит, не примет, дверь ему больше никогда не откроет.
А теперь - отпустило.
Он вышел...
Значит ли это, что он все же ему дорог?
Антон не позволяет себе вольностей. Он боится, что заплачет навзрыд, как маленький, как только коснется его, а так хочется свернутся калачиком на его груди и мягко обнять за плечи.
Он кусает губы под тяжелым взглядом Феди, когда тишину разбивает тихий с легкой хрипотцой голос:
- Зачем ты пришел?
- Я не могу так… а ты… ты ушел просто. Я объяснить все хочу, Федь. Ты позволь только...
- Объяснить что? Что ты…. - мужчина старательно подбирает слова, но это оказывается слишком сложно.
- ...извращенец? - Антон сам подсказывает верное определение.
Что уж теперь? Пусть все называет своими именами.
Федор поднимается на ноги и кивком разрешает ему войти в квартиру, и парень закрывает за собой дверь, ограждая их от любопытных соседских ушей.
Он знал.
Конечно знал, что Федя не одобрит, что будет осуждать его, обвинять. Это вообще принять и понять не легко.
Но Антон признавал свои ошибки, не винил себя, да и брата тоже.
Этот бесценный опыт оказался таким аморальным и неправильным. Но, несмотря ни на что, он важен, он многому научил их, сделав сильнее.
Братьям так долго приходилось скрываться, идти на любые хитрости, чтобы сохранить свою тайну, благодаря чему, они научились извиваться словно два ужа на раскаленном песке, находя выход из любой ситуации.
Он смотрит на Федю, боясь отвести взгляд, а тишина, повисшая между ними, давит на грудь. Воздуха на двоих не хватает, и в коридоре становится душно. Антон слышит его сорванное дыхание и вновь борется с желанием прижать мужчину к себе, шептать на ухо всякие глупости, рассказать, как бежал к нему сейчас, как спешил все объяснить.
Он так давно хочет признаться, что без него ему никак нельзя.
Но так неприятно и опасно щиплет в носу, что слова комом в горле наперебой с истерикой.
- Тоха…. - Федя качает головой и отводит взгляд в строну, буравя им стену, - это… так. Грязно все. Понимаешь? Я поверить в это не могу. Просто объясни… нахера? Что, других не было? Он же... брат твой.
- Я понимаю, как это звучит. Но…
- Никаких “но” тут быть не может, Антон! - он резко прерывает его оправдания, - я многое могу понять. Многое! Но одно дело, когда это на страницах книг или в кино. И другое..когда так… мой, блядь, парень…. Мой! И со своим братом! - Федя дергается в сторону, словно от одной мысли об этом ему становится мерзко.
Он не замечает, что в потоке этих слов, уже проскользнуло самое важное. То, что заставило внутри Антона все сжаться и растечься теплом по телу.
- Это было три года назад, Федь. Все. Там давно точка.
Он понимает как неубедительно и наивно звучат его слова. Только вот, найти достойного оправдания не может.
Списать все на молодость, глупость и юношескую гиперсексуальность?
Да как угодно! Лишь бы не было так панически страшно потерять Федю.
Антон сожалеет, что все приняло такой оборот. Нужно было давно рассказать все самому, Федор не заслужил таких секретов. Если бы он нашел верную тактику, преподнес бы все как мальчишечью шалость, возможно это не привело бы к таким последствиям.
Никто же в этом мире не идеален!
Но Антон струсил, и это так глупо, что теперь хоть смейся сквозь слёзы.
- Тош, - мужчина наконец-то смотрит на него, - обещай мне, что больше никогда. Я не могу запретить вам общаться, как бы ни хотел, но если пообещаешь мне, то я поверю.
Он тяжело сглатывает, облизав губы, смотря себе под ноги, и Антон крепко обнимает его за шею.
- Так вот в чем причина…
- Ты о чем? - Федя не знает, что он давно выучил его вдоль и поперек.
Но все же обнимает в ответ пока еще осторожно и нерешительно.
- Ты просто ревнуешь…
Мужчина вздрагивает от этих слов, опаляя своим горячим дыханием его шею, но не перечит и не думает оправдываться, признавая их правдивость.
Антон уверен, что будь на месте брата любой другой парень, Федя не реагировал бы на это так остро.
Он целует его висок, крепче зажимая его в своих руках.
- Я с тобой, Федь. Ты же сам сказал, что я теперь твой парень. Я так люблю тебя, глупый… - словно в подтверждение этих слов он крепко целует его губы.
- Я тоже тебя люблю, Тош, - взгляд, который Антон ловит украдкой, смягчился, внутри него вновь горит живой огонек.
Влюбленный.
И он молчит, заворожено смотря в его глаза, потому что все самое важное теперь сказано.