Жизнь после выпускного

3

Ну что тут сказать? Да ничего! Слов просто нет. Как такое могло случиться?

Леша ворочается на кровати, шурша одеялом и причмокивая губами от сухости во рту. Приоткрывая сонные глаза, сразу закрывает, ибо яркий свет солнца бьёт в лицо и заставляет морщиться. Но, переборов в себе силы, таки разлепляет глаза и понимает, что он не дома. «ЧТО?».

Леша хлопает глазами в потолок и по стенам, всё ещё лежа на подушке, боясь пошевелиться. «Что за хоромы, блять? Я что, в раю?», — Леша думает и нервно скользит взглядом по дому, не отрывая головы от мягенькой подушечки. «Охуеть не выходить», — Леша никогда не ругается, но тут приходится потому, что хрустальная люстра на потолке, которая прозрачнее воды и дороже самого дома, заставляет ругнуться. Чисто бежевый потолок манит своим цветом, словно капучино, на стенах красуются большие картины высокого искусства, окно с видом в чистое непорочное небо манит своим величием и заставляет выпрыгнуть в него, «Ибо Леша, какого хера ты ещё лежишь? Бежать надо отсюда, бе-жать».

Леша судорожно вздыхает, осторожно переворачивается на бок и замирает. «Пиздец», — Леша произнес слово вслух и вылупил глаза. Картина маслом — сам фетиш Леши собственной персоной: пересохшие приоткрытые губы, подрагивающие темные ресницы, белые, как обоака, волосы, что спадают на лицо, голые и тонкие ключицы, что манят их исцеловывать, бархатистая кожа фарфорового цвета, что манит прикоснуться к ней с осторожностью, крепкая грудь, которая вздымается от малых вздохов, и руки, на которых выступают венки и видно, как пульсирует кровь. Леша томно дышит и сглатывает громко. Он смотрит в упор, прожигает альфу взглядом всего и полностью, не замечая, что тот проснулся.

— М-м… Апельсинка, ты ещё здесь? — Трофим потягивается в роскошной кровати с пружинистым матрацем, кутаясь в шёлковом постельном.

Леша смотрит круглыми глазами и втыкает в самодовольную рожу напротив.

— Что ты…
— Ой, только не надо мне сейчас тут ныть о том, что было, как ты мог, что ты наделал, и всё такое, — Трофим принял сидячую позу спиной к Леше и начал одеваться.

Леша в полнейшем ступоре, глаза влажнеют на ровном месте, губы подрагивают, зубы скребят, скулы сводит, ком в горле, и мир рухнул. «Как, как такое могло случиться?» и «Почему он такое говорит?», «Обидно же», — Леша сглотнул и хлюпнул носом.