Снова это чувство свободы. Оно бьётся через меня, словно вода, заточённая в грани самой дорогой посуды. Дорогой, но не достаточно. Во всяком случае для меня.
Я всегда был избалован вниманием моего старика, хоть его увлечения мной не носили детского характера или какой-то привязанности. А теперь это чувство свободы. Оно так опьяняло меня, что я почти решил добровольно уйти из жизни, пока ты не лишил меня её. Клод, это так дико для тебя. Даже слишком.
Хотя, что я вообще могу знать о желтоглазом демоне, который только и видит во мне переполненную унижением и податливостью душу? Верно, ничего. А ты тогда так был заинтересован тем высокородным графом Фантомхайвом! Когда ты смотрел на него, я видел, как по твоей белоснежной коже пробегал лёгкий холодок, и ты держался из последних сил. В глазах появлялись маленькие искры неподдельного счастья и искушения. Да, именно искушения. Того настоящего и сильного искушения, с которым обычно смотрел на тебя я, какой-то заурядный ребёнок без родословной.
Закрываю глаза. Тяжело вздыхаю. А ты стоишь возле моей кровати, и я чувствую на себе твой тяжёлый взгляд. Я знаю, что ты хочешь уйти отсюда, и никогда больше не возвращаться, но ведь договор выше крови, так ты тогда сказал?
Не могу больше себя держать, мне надоело копаться в груде твоих мёртвых чувств, распознавать в них оставшиеся осколки чувственности и нежности, если они вообще хоть когда-нибудь были. И я срываюсь. Нет, не так как голодная собака срывается на любимое мясо, а так как срывается с цепи загнанный в угол дикий зверь. Сначала осторожно и робко, а потом, осмелев, бежит куда глаза глядят. Вот только в отличие от него, я бегу целенаправленно.
Осторожно, почти бесшумно спускаю босые ноги на пол. Делаю первые шаги к тебе на встречу. Бледные ноги в свете луны кажутся почти прозрачными, и когда они всё-таки наступают на холодный пол, я понимаю, что жив. Почему-то, меня всё ещё удивляет то, что ты всегда стоял спиной к моей постели, и почти никогда не оборачивался. Должен сказать — меня это всегда цепляло. Ты держался так холодно и отстранённо, что иногда мне казалось, будто ты и вовсе не мой дворецкий, а обычный слуга в моём богатом поместье. Хотя могу ли я называть его своим? Скорее, я обязан этому старому тухлому старикашке, который полюбил меня до беспамятства в глазах. Он был готов любоваться мною до потери сознанию, а мне хватало лишь взгляда, для того, что бы заставить его дряблую плоть возбудиться. Это всегда мне льстило, но только не сейчас.
Сейчас единственное что я вижу — это твоя холодная спина в чёрном фраке. Я почти уверен, что ты сейчас не улыбаешься. На твоём прекрасном лице нет даже намёка на улыбку, и это в который раз задевает моё самолюбие за живое. Ты, естественно слышишь мои шаги, но всё же настороженно оглядываешься и смотришь в темноту. Я протягиваю руку и прикасаюсь к деликатной ткани твоего костюма, но тут же отдёргиваю и замираю, когда ты смотришь мне в глаза.
