You are the color of my world

Я пом­ню день, ког­да впер­вые на­чал ви­деть этот мир в мно­го­об­ра­зии цве­та. Тог­да я ещё не знал, что это был имен­но ты, что на­чалось всё не с рас­све­том в мо­ей ком­на­те, а глу­бокой ночью у во­рот, что это мо­жет за­кон­чить­ся рань­ше, чем нач­нётся по-нас­то­яще­му.

Боль­ше пят­надца­ти лет мой мир был бес­ко­неч­ной гра­даци­ей се­рого, по­ка я не встре­тил то­го единс­твен­но­го че­лове­ка, спо­соб­но­го из­ме­нить всё. Я не ис­кал те­бя. Я не ждал встре­чи с то­бой. Я чувс­тво­вал се­бя спо­кой­но и уве­рен­но в сво­ём се­ром ми­ре.

Ты вор­вался в мою жизнь стре­митель­ным вих­рем, пе­рево­рачи­ва­ющим всё при­выч­ное и обы­ден­ное, на­рушая зап­ре­ты один за од­ним. Ты де­лал и го­ворил всё то, что я не мог поз­во­лить се­бе ни­ког­да. Ты и со мной де­лал то, что я не поз­во­лял де­лать ни­кому. Моя лен­та всё ещё хра­нит теп­ло тво­их рук.

Я пом­ню, как сле­пила яр­кость кра­сок, ког­да ты был ря­дом, на­рушал мой по­кой, втор­гался в лич­ное прос­транс­тво. Я час­то зак­ры­вал гла­за: так боль­но бы­ло смот­реть на яр­кий и цвет­ной мир, ко­торый ты по­дарил мне.

Ска­жи, Вэй Ин, твой мир был та­ким же ос­ле­питель­но-яр­ким ря­дом со мной?

Я пом­ню, как ук­рал твой по­целуй. Ты не пред­став­ля­ешь, как я был рад, что на тво­их гла­зах по­вяз­ка: ты так и не уз­нал, что это я трус­ли­во вос­поль­зо­вал­ся си­ту­аци­ей, что­бы по­цело­вать те­бя в ле­су. Ты не пред­став­ля­ешь, как я жа­лел, что на тво­их гла­зах по­вяз­ка: ты так и не уви­дел, нас­коль­ко яр­ки­ми мо­гут быть крас­ки это­го ми­ра.

Я пом­ню все те дни, ког­да ка­залось, что всё вок­руг вот-вот сно­ва ста­нет се­рым и неп­ри­меча­тель­ным, но ты каж­дый раз на­ходил в се­бе си­лы и вы­живал. Ес­ли бы ты знал, с ка­кой лёг­костью мне тог­да ды­шалось. Ес­ли бы я толь­ко мог най­ти в се­бе му­жес­тво ска­зать те­бе об этом.

Я пом­ню день, ког­да всё за­кон­чи­лось. Ещё до при­хода бра­та, ещё до то­го, как он ска­зал мне... Я уже всё знал. Я смот­рел в уны­ло-се­рый по­толок и не мог не пла­кать. Пы­тал­ся убе­дить се­бя, что это сон, что это мне прос­то ме­рещит­ся пос­ле дис­ципли­нар­но­го кну­та, что это прос­то пред­рас­свет­ный ту­ман и ско­ро всё прой­дёт и вновь ста­нет цвет­ным и яр­ким. Я не мог сми­рить­ся да­же пос­ле слов бра­та и всё ду­мал о том, ка­ким ты ви­дел этот мир в пос­ледние се­кун­ды? Был ли он кро­ваво-алым? Ка­ким он был тог­да, ког­да ты пе­рес­тал ви­деть его и пе­рес­тал де­лать мой мир яр­че, луч­ше?!

Сно­ва при­выкать к, ка­залось бы, при­выч­но­му бы­ло ужас­но тя­жело. На­вер­но, это да­же ху­же, чем ока­зать­ся сле­пым в кро­меш­ной тем­но­те. В ней я бы не ви­дел ни­чего, но мог бы пред­став­лять, что всё ос­та­лось та­ким же, как и до тво­ей смер­ти. Но я ви­дел. Я ви­дел все те ве­щи, ко­торые на­поми­нали о те­бе, и пы­тал­ся по па­мяти вос­ста­новить цве­та. Вэй Ин, ты знал, что мож­но за­быть цвет при­выч­ных ве­щей? Я за­был. Смот­рел на ло­тосы и не мог вспом­нить, ка­кие они. Ка­кие из них твои лю­бимые? Ты ведь на­вер­ня­ка го­ворил, ког­да звал ме­ня с со­бой в Прис­тань Ло­тоса. Я не слу­шал, не хо­тел слы­шать. Я прав­да жа­лею об этом.

Я всей ду­шой воз­не­нави­дел се­рый цвет. Он да­вил, вы­тес­нял все вос­по­мина­ния, от­би­рал у ме­ня да­же сны. Ка­залось, что ещё нем­но­го — и я не смо­гу вспом­нить ни цве­та лен­ты в тво­их во­лосах, ни цве­та тво­их глаз. Всё глуб­же и глуб­же я пог­ру­жал­ся в се­рую зыбь, за­бывая о та­ких важ­ных ве­щах.

Я сот­ни раз иг­рал «Расс­прос». Мне столь­ко хо­телось спро­сить у те­бя. Боль­но ли те­бе сей­час? Грус­тно ли те­бе од­но­му? Слы­шал ли ты мои сло­ва? Лю­бил ли ты ме­ня? Вер­нёшь­ся ли ты ко мне? Ты всег­да мол­чал. Ни од­но­го от­кли­ка тво­ей ду­ши. Я иг­рал сно­ва и сно­ва, сти­рая паль­цы о стру­ны в кровь. Кровь бы­ла тём­но-се­рой и пах­ла ме­тал­лом. Иног­да мне ка­залось, что она ста­новит­ся крас­ной, но это был все­го лишь са­мо­об­ман — твоя ду­ша про­дол­жа­ла мол­чать, мой мир ни­ког­да не стал бы цвет­ным вновь.

Я пом­ню, как в тщет­ных по­пыт­ках най­ти те­бя объ­ехал де­сят­ки де­ревень, убил мно­жес­тво тва­рей. Ни од­на не приб­ли­зила ме­ня к те­бе. Я про­сыпал­ся и за­сыпал в бес­ко­неч­но-се­ром ми­ре, ко­торый я ког­да-то так лю­бил за его без­мя­теж­ное спо­кой­ствие, ко­торый так воз­не­нави­дел, ког­да в нём по­яви­лись цве­та, ко­торый стал мо­ей клет­кой без еди­ного лу­ча сол­нца.

Я пом­ню, как прос­нулся и не по­верил собс­твен­ным гла­зам. Как за­дыхал­ся, бо­ясь впус­тить в се­бя эту мысль: мир, ут­ра­тив­ший для ме­ня вся­чес­кий смысл, на­пол­нялся цве­тами. Мед­ленно-мед­ленно, буд­то выс­во­бож­да­ясь из-под тол­сто­го слоя пы­ли, всё вок­руг об­ре­тало крас­ки. Я ре­шил, что схо­жу с ума. Твоя ду­ша не от­кли­калась три­над­цать лет! Как ты вер­нулся? Где ты? Кто ты? Чьё те­ло ты за­нял? По­чему ты мол­чал?

Ме­ня тряс­ло и ли­хора­дило от ра­дос­ти. Мир сно­ва сле­пил сво­ими крас­ка­ми, да­руя за­бытое ощу­щение счастья. Ты всё ещё был не со мной, но най­ти те­бя сре­ди жи­вых мне всег­да ка­залось про­ще, чем сре­ди мёр­твых. Мне прос­то нуж­но ид­ти на твой свет и зву­ки тво­ей флей­ты.

Най­ти те­бя и боль­ше ни­ког­да не от­пускать.