Над Пропастью Во Ржи

12

Такси было старое и воняло так, будто кто-то стравил тут свой ужин. Вечно мне попадаются такие тошнотворные такси, когда я езжу ночью. А тут еще вокруг было так тихо, так пусто,что становилось еще тоскливее. На улице ни души, хоть была суббота. Иногда пройдет какая-нибудь пара, обнявшись, или хулиганистая компания с девицами, гогочут, как гиены, хоть, наверно, ничего смешного нет. Нью-Йорк вообще страшный, когда ночью пусто и кто-то гогочет. На сто миль слышно. И так становится тоскливо и одиноко. Ужасно хотелось вернуться домой, потрепаться с сестренкой. Но потом я разговорился с водителем. Звали его Горвиц. Он был гораздо лучше того первого шофера, с которым я ехал. Я и подумал, может быть, хоть он знает про уток.

- Слушайте, Горвиц, - говорю, - вы когда-нибудь проезжали мимо пруда в Центральном парке? Там, у Южного выхода?

- Что-что?

- Там пруд. Маленькое такое озерцо, где утки плавают. Да вы, наверно, знаете.

- Ну, знаю, и что?

- Видели, там утки плавают? Весной и летом. Вы случайно не знаете, куда они деваются зимой?

- Кто девается?

- Да утки! Может, вы случайно знаете? Может, ктонибудь подъезжает на грузовике и увозит их или они сами улетают куда-нибудь на юг?

Тут Горвиц обернулся и посмотрел на меня. Он, как видно, был ужасно раздражительный. хотя в общем и ничего.

- Почем я знаю, черт возьми! - говорит. - За каким чертом мне знать всякие глупости?

- Да вы не обижайтесь, - говорю. Видео было, что он ужасно обиделся.

- А кто обижается? Никто не обижается.

Я решил с ним больше не разговаривать, раз его это так раздражает. Но он сам начал. Опять обернулся ко мне и говорит:

- Во всяком случае, рыбы никуда не деваются. Рыбы там и остаются. Сидят себе в пруду, и все.

- Так это большая разница, - говорю, - то рыбы, а я спрашиваю про уток.

- Где тут разница, где? Никакой разницы нет, - говорит Горвиц. И по голосу слышно, что он сердится. - Господи ты боже мой, да рыбам зимой еще хуже, чем уткам. Вы думайте головой, господи боже!