прошлое

80 4 0
                                    


– Не смотри так пристально.

– Прикапываешься, как я прикасаюсь к тебе, как стою слишком близко. Но теперь тебя еще и возмущает мой взгляд?

– Ты пялишься.

– Люди могут пялится на людей. Что в этом такого?

– Люди могут смотреть на людей. Но пялятся тогда, когда их что-то завораживает.

– Ты меня завораживаешь.

– Я же просил тебя. Не при остальных.

Я вздыхаю. Опираюсь спиной о стену в этом переулке. Она достаточно холодная и каждая неровность больно впивается кирпичиками в кожу через тонкую кофту. Достаю уже третью сигарету и по новой закуриваю.

– Почему ты не хочешь принять это?

– Потому что в обществе то, что мы делаем неправильно.

– Посмотри на меня. Мне плевать, что думают остальные.

– Это и проблема.

– Ни черта. Проблема в том, что тебя слишком заботит то, что думают окружающие.

– При чем тут окружающие. Тебе хорошо смотреть со своей стороны. У тебя нет ни друзей, ни семьи!

– Я что, по-твоему, отшельник, которого воспитали волки? Конечно у меня есть друзья и семья. У меня есть мать, сестра и дедушка по отцовской линии. У меня есть Сэнди, и по мимо него еще куча знакомых, или бывших и нынешних коллег по работе. Если ты считаешь, что я все время провожу в одиночестве, ты полный идиот.

– Но ты...

– Я не привожу кого попало к себе домой и предпочитаю собираться в отведенных местах. Я не тискаюсь со всеми посреди улицы, а если и встречаю их, то просто здороваюсь и прохожу мимо. И все эти люди знают о моих предпочтениях. Или хотя бы догадываются. О, и знаешь, что еще? Им абсолютно плевать на это.

– Твои друзья старше тебя, а твоя семья просто понимающая.

– Сэнди одного с тобой возраста, а моя мать выгнала меня из дома, когда застукала с первым парнем.

Он замолкает, пока я делаю новую затяжку.

– Сказать нечего, да? А я знаю почему. Ты боишься не их осуждения, ты боишься признаться в этом сам себе. И я в корень не понимаю почему...

– Меня так воспитали.

– Мы живем один раз. Неужели нам стоит жертвовать тем, что действительно доставляет нам удовольствие?

– По твоей логике маньяки правильно делают, что насилуют?

– Нет, я про доставления удовольствия в угоду себе без вреда для окружающих. Чем ты навредишь им, если будешь самим собой? Ты ничего плохого не делаешь.

– Это грех.

– Ты даже в церковь не ходишь, придумай отмазку посерьезней.

– Дай мне время, ладно?

– С удовольствием дал бы, если бы ты не бежал после этого к бабам под юбки.

– Я... Я просто хотел убедится.

– Начав встречаться с ними, ты думаешь, что это что-то изменит? Запомни, только я в этой жизни заставляю тебя стонать по-настоящему.

– Я не твоя вещь, чтобы ты решал что-то за меня. И говори тише! Тут кругом люди. Ты опять... Вечно позоришь меня!

Спокойно качаю головой из стороны в сторону. Это уже от безысходности.

– Кристофф... Мы стоим в абсолютно безлюдном переулке. Даже если бы я закричал эту фразу, никто бы не услышал. У тебя паранойя.

– Если бы не ты со своими распущенными руками, у меня бы ее и не было!

– Ах, так это снова моя вина... Тогда...

Резко вытягиваю руку вперед и дергаю его на себя, меняя нас местами и прижимая сопротивляющееся тело к холодной каменной стенке. Эффект неожиданности заставляет его растеряться, и он так и остается в таком положении, пока другая моя рука выкидывает окурок и опускается на его талию.

– Тогда... Почему же, когда я начинаю распускать руки, ты никогда не пытаешься по-настоящему остановить меня?

– Что ты опять несешь?

Вздыхаю и закатываю глаза, ослабляя хватку и отходя от него на несколько шагов назад.

– Видишь? Одни только слова... Тебе абсолютно нравится все, что происходит. Ты даже забываешь о том, что нас могут увидеть в такие моменты. Ты хоть понимаешь насколько сильно подавляешь себя внутри, что подобное сносит тебе крышу так, что ты забываешь, где находишься?

– Я не...

– Нет. Закончим на этом. Если я услышу от тебя еще хоть что-то в том же духе, меня стошнит.

Разворачиваюсь и начинаю идти прямо, чтобы выйти из переулка и вернуться на одну из дорожек, что ведет к главной улице.

– Возвращайся в университет и больше не прогуливай пары. Еще раз застукаю за этим, накажу.

– Ты мне не мамочка!

– Конечно, котенок. Конечно.

– И не называй меня так!

И я все еще посмеиваюсь и качаю головой.

Сицилийские СладостиМесто, где живут истории. Откройте их для себя