Freundschaft

Первое, что почувствовал Фридрих, узнав о сочинении Альбрехта, был страх. Всепоглощающий и какой-то неестественный. Он никогда так не пугался, как тогда. Понимание, что может быть с другом после публичной демонстрации осуждения и неповиновения подстегнуло к быстрому поиску друга. Коридор за коридором, учебные классы, кабинет, выделенный Штайну – Фридрих искал везде. Уже теряя надежду, он заглянул в душевую.

У окна с видом на задний двор Академии, прислонившись к стене, стоял Альбрехт. Сосредоточенным взглядом он рассматривал окрестности, будто пытаясь найти какой-то выход.

- Альбрехт?! – позвал Фридрих. Тот посмотрел на него и перевел взгляд обратно на площадь. – Что случилось?

- На следующей неделе мне исполняется семнадцать, - тихо и монотонно начал Альбрехт. - Отец забирает меня из школы и отправляет на Восточный фронт. Кроме того, я должен написать сочинение, в котором правильно все изображу.

- Но зачем ты написал такое сочинение? – возмутился Ваймер.

- Я по-другому не мог.

- Как это "не мог"?

- Ведь и ты не мог по-другому, когда ударил садиста-учителя.

- Это совершенно другое дело!

- Неужели?

- Но ведь этим ты никому не помог.

- Я помог.

- Это кому же? Будь добр, объясни мне, я не понимаю! – Фридрих уже не мог сдерживаться и кричал что есть силы.

- Я себе помог, - все так же тихо ответил Альбрехт.

- Себе?! А, извини, о других ты подумал? А?! Что ты молчишь!? Эгоист проклятый!

Ненависть и отчаяние затопили разум Фридриха. Хотелось бить, крушить и кричать. Выплеснуть все горе, что охватило его после разговора. Но когда обессиленный под тяжелыми ударами Альбрехт упал на пол, Фридрих упал следом.

Слезы катились из глаз.

Слезы злобы и отчаяния. Слезы страха за друга. Слезы освобождения. Наконец, слезы вины за то, что не смог уберечь Альбрехта от непоправимого поступка.
Кое-как успокоившись, Фридрих скатился с Альбрехта и остался лежать на полу, смотря воспаленным взглядом в потолок. Друзья лежали в тишине, каждый думая о своем, но об одном и том же, пока не раздался звонок, сообщающий о начале ужина.

***

К ежедневному подъему в шесть утра Фридрих привык. Утро начиналось с зарядки. Юный Ваймер ничего не имел против физических упражнений. Это, можно сказать, начало его тренировок. Но если к Хайнриху Фоглеру он питал уважение и симпатию – ведь именно он дал шанс бедному парню пробиться в элитную академию, - то вот физрук вызывал лишь жгучую ненависть. Хотелось убить его. Да не просто убить, а уничтожить как представителя человечества.

О, Фридрих с удовольствием вспоминал тот момент, когда удалось ударить учителя физкультуры. Но в тоже время охватывало огорчение, что большего он себе позволить не мог. Этого человека можно назвать только трусом, и никак иначе. Довести бедного Зигги до безысходности и отчаянного броска на гранату унижениями и издевательствами - Ваймер до сих пор помнил, как кровь товарища стекала по его щекам, - а потом сбежать из окопа в жалкой попытке спасти свою шкуру, оставив учеников в опасности. Нет, этот трус и бледная немочь не мог называть себя чистокровным арийцем. Но высказать свои размышления Ваймер не мог, приходилось молчать и упорно делать вид, что все в порядке.

Вот и сегодня, вместо того чтобы нормально встать, умыться и идти на зарядку, весь курс вынужден был бежать к озеру. Дыры во льду виднелись издалека, отчего ученики задрожали еще больше. В этом году зима выдалась на удивление холодная, и нырять в прорубь мало кто желал. Но что поделать? Раз приказали, нужно исполнять.

Кристофа вызвали первым. Он содрогнулся, но быстро разделся и, прихватив с собой канат, всученный в руки физруком, сиганул в прорубь.

Все стояли в напряжении до тех пор, пока из второй проруби не показалась голова ученика. Быстро собрав свои вещи, Кристоф пустился к Академии. Мерзнуть дольше необходимого не было нужды.

Предчувствие чего-то плохого не покидало Фридриха с самого пробуждения, но сейчас, отринув лишние мысли, он погрузился в воду.

Тысячи холодных иголок пробили тело, сковывали, мешали двигаться. Глаза жгло огнем, но Фридрих старался плыть вперед с желанием выбраться поскорее, держась рукой за канат. Обжигающе холодный воздух заполнил легкие, когда юноша вынырнул из проруби.

Подтянувшись, Фридрих выбрался из воды, и, пробежав босыми ногами по снегу, стараясь при этом не поскользнуться, подхватил штаны и второпях натянул на сырое тело.

Затем, проведя взглядом по замерзающим гитлерюгендовцам и не заметив друга, он понял, что тот был следующим ушедшим под лед.

Время тянулось мучительно медленно. Или ему это только казалось? Но вот отвратное предчувствие вновь вернулось. И он даже не хотел думать, что это как-то связано с Альбрехтом.

Ведь не может же Альбрехт решиться на такое, правда? Или может?

Он, конечно, понимал, что его другу трудно придется после вчерашнего скандала, но все же! Все же!

Не вытерпев, Фридрих кинулся к месту, где примерно должен был проплывать друг, и судорожно стал разгребать снег руками. Нет! Его нигде нет!

Ползя на коленях по льду и счищая с него снег, Ваймер внимательно и уже с паникой в сознании пытался высмотреть друга.

Страх, что может так все закончиться, сковывал его не хуже ледяной проволоки.

- Альбрехт!

Там, под толщей льда, виднелось лицо Штайна. В глазах его была грусть и мольба о прощении.

Нет-нет-нет!

Фридрих резко вскочил и побежал к проруби, по пути отталкивая от себя учителя по физкультуре. Тот пытался его остановить, но юноша крикнул, что если тот не уберет от него, Фридриха, руки, то снова врежет ему, и нырнул.

Он уже не замечал ни холода, ни ребят, что столпились над головой, возбужденно галдя. Сейчас велась борьба за жизнь. Жизнь друга, который не хотел жить.

Давление отца и отрицание реальности, какой бы пугающей она не была, сильно отразилось на Альбрехте. Он был просто не таким. И там, под толщей льда, в холодной воде Фридрих поклялся, что сделает все возможное и невозможное, чтобы помочь другу. Даже ценой собственной жизни.

Фридрих умоляюще посмотрел на Альбрехта, когда тот стал отчаянно вырываться из железного захвата друга. Но Ваймер же был намного сильнее тщедушного Штайна, поэтому быстро сломил сопротивление и потянул его к поверхности.

- Зачем ты это сделал? – прошептал Альбрехт посиневшими губами.

- Ему срочно нужно в госпиталь! – крикнул Фридрих учителю физкультуры, не удостоив друга даже взглядом. – Он чуть не утонул!

- Разве? – скривил губы физрук. – Мне показалось на мгновение, всего лишь на мгновение, что ученик Штайн намеренно оставался под водой.

- Если бы ваше тело свело от холода так, что даже невозможно пошевелить пальцем, посмотрел бы я, как вы стали бы выбираться самостоятельно, учитель, - съязвил Фридрих.

Физрук с ненавистью посмотрел на посиневших от холода учеников.

- Всем в корпус! – гаркнул он и первым пошел к Академии, так и не закончив урок.

***

- Зачем ты это сделал? – снова спросил Альбрехт, когда они шли на занятия.

- Я, конечно, многого от тебя ожидал, но точно не такого! – возмущенно прошептал Фридрих. – Ты что, с ума сошел?

- Я не просил спасать меня!

- Неужели ты думаешь, что я мог бы бросить тебя? Я не позволю, чтобы из-за какой-то ерунды!..

- Ерунды? Ерунды! – возмутился Штайн. – Это не тебя забирают на фронт через неделю.

Фридрих подошел к окну и остановился. Ученики спешили к кабинетам, не обращая внимания на друзей: видимо, еще не прошел слух о произошедшем на уроке физкультуры.

- Мы что-нибудь придумаем, - прошептал Фридрих, задумчиво смотря на кружащиеся снежинки за окном.

- Что?

- Хочешь, я поговорю с твоим отцом?

- Он тебя не послушает, - покачал головой Альбрехт, прислонившись к стене. – Он никого не слушает и делает все, что захочет. А уж после моего сочинения... да он меня со свету хочет сжить!

- Давай тогда сбежим, - в отчаянии предложил Фридрих.

Альбрехт хохотнул как-то нервно и посмотрел на друга, словно на сумасшедшего.

- Мой отец – гауляйтер, ты не забыл об этом? Да он нас в два счета найдет, даже не поднимаясь с кресла.

- Нам еще учиться два года. Я постараюсь убедить Хайнриха оставить тебя в школе. А потом мы что-нибудь придумаем.

- Лучше признай, что у меня нет выхода!

- Есть, - убежденно сказал Фридрих, схватив друга за плечи. – Но вот смерть – точно не выход!

- Ты понимаешь, что если бои перейдут в Германию, то наши отряды кинут в мясорубку? Мы для них пушечное мясо. А я не хочу убивать! Не хочу!

- Не будешь. Верь мне! Всегда есть выход.

***

- Для оказания последних почестей нашим героям к нам прибыл наш гауляйтер, - провозгласил с трибуны ректор.

Бледный, словно полотно, но твердо печатающий шаг, за двумя гробами шел гауляйтер Хайнрих Штайн. Его руки слегка подрагивали, но он упорно сжимал кулаки, чтобы не показать свою слабость.

- Сегодня мы собрались здесь, чтобы почтить память ваших товарищей Альбрехта Штайна и Фридриха Ваймера, - начал гауляйтер сильным, поставленным голосом. - В минуту опасности они пожертвовали собой, выполняя возложенную на них миссию. Они отдали свои жизни во благо общества, нашей страны, и прежде всего - нашего фюрера.
Воспитанники, чьи тела покоятся в этих гробах, не испытывали никаких сомнений. В последние секунды своей жизни они действовали. Они защищали нас! Защищали от опасных противников, угрожающих нашему обществу. Воспитанники сознательно загоняли преступников на минные поля. Они отдали жизни за нас.
Альбрехт Штайн и Фридрих Ваймер, общество признательно вам и никогда вас не забудет.

***

В деревушке под Лихтенштейном появились незамеченно двое юношей. Они брели по опушке леса, утопая ногами в сугробах. Но на их лицах светились улыбки. Маленькие снежинки кружились в ярком солнечном хороводе и мягко ложились на землю.

- Я же тебе говорил, что мы найдем выход.

- Спасибо, друг.