слепая любовь

4

Но никто и предположить не мог, что подаренный мир может исчезнуть. Исчезнуть со всеми неисполненными еще мечтами и желаниями.

— Хён, — раздается ранним утром, — я не... вижу...

Юнги сонно трёт глаза и садится в кровати, берет с тумбы телефон, дрожащими руками включает фонарик и, придерживая веко Чимина, светит в его глаз. Зрачок не реагирует.

— С-совсем?.. Минни, детка, одевайся, точнее... Сиди, сейчас я помогу тебе одеться, и поедем в больницу...

Чимин откидывается на постель, притягивает к себе подушку и тихо в нее всхлипывает. На душе так мерзко и отвратительно, так печально и тоскливо, ведь уже наверняка день...

— Прости, хён, — он сглатывает ком в горле, чтобы скрыть слезы, — я никуда не поеду...

— Детка, — Юнги бросает на пол одежду, что приготовил для Чимина, и садится рядом, сразу притягивая его в объятия. Он ничего не говорит, потому что это не нужно сейчас. Просто гладит и обнимает своего мальчика, целует в макушку и вытирает горячие слёзы.

— Мы будем пытаться, Минни, будем. Я не сдамся, слышишь?

— Я хочу побыть здесь... — шепчет Чимин. — Оставь меня одного. (не делай этого, пожалуйста)

— Чимин, я. Никогда. Не. Оставлю. Тебя. Одного. Ни-ко-гда.

Юнги только крепче обнимает мальчика и крепко сжимает его руку, но не больно, а просто показывает, что он тут. Чимин тяжело вздыхает, отчаянно жмется к мужской груди и молчит. Ему нечего сказать, ему хочется помолчать. Почему плюс ко всему его не сделают еще и глухим? Немым! Давайте, посмейтесь там сверху еще немножко, дайте надежду и разбейте ее вдребезги! Мин гладит его, качает как маленького и шепчет что-то бессмысленное, но милое.

***

Но ни через неделю, ни через две, ни через месяц зрение к Чимину не возвращается. И... знаете, самое ужасное, что Чимин осознал каково это — видеть. Теперь масштабы слепоты стали глобальными, глобальнее, чем были. Теперь Чимин снова не видит улыбки хёна, да что там улыбки, вообще хёна. Он не видит касаний, не видит любимых родинок на лице, впадинки над щекой, лисьего взгляда, так часто растрепанной челки. А еще важнее: он не видит смысла в этой жизни.

Чимин, как бы смешно не звучало, сейчас сидит и рисует, кутая запястья в большие рукава толстовки. Он знает какого она цвета лишь потому, что носил ее так часто, когда видел. Рисует просто ничего, водит ручкой по листу, кусает губы и вздыхает. Он стал таким нерешительным и закрытым в себе, стал отдаляться от хёна...