И рушится старая крыша над нами,
Чай уж остыл, как и твоё сердце.
Злосчастные опухоли на шее, плесень на стенке и дыры на старом полотенце.
Ты жил и мечтал рисовать. Но вместо этого стал рабочим.
Когда я попросила нарисовать меня, ты в пыльной униформе ушел. Ну а впрочем...
Ты строил дома, дышал побелкой, оставляя меж кирпичей записки.
А после приходишь ко мне и, игнорируя налитый чай, пьёшь виски.
Ты думал, что просто не может быть ничего. Но рисуешь всё таки по ночам.
В белоснежной рубашке, с незастёгнутыми пуговицами, и небольшими дырами по плечам.
Ты думал, как расцетают цветы на моём подоконнике, если я весь кислород украла.
Хотел спросить. Но разве ты что-то спросишь во время пожара?
Ты был не строителем и не рабочим, если и так не смог починить крышу.
Просил прощение у сгоревших досок, штор, погоревшего тела... Но я не слышу.
