Мотивирующая безысходность

Я пишу

Я сгорел в адском пламени жизни презренной костра,
Даже толком на свет этот проклятый не появившись.
И скривились в ухмылке ехидной людские уста:
"Нет, не вылезет он из глубокой, безвыходной ниши".
Сирота, беспризорник, отброс этой чудо-страны,
Что меня прожевала и плюнула смачно на стены.
Вновь отправите в ад? Ха, я друг самого Сатаны!
И с чертями в пасьянс регулярно играю на сцене.
Атеист, нигилист, анархист — да, отличный набор,
Я об этих чертах знаю много и не понаслышке.
"Наркоман и преступник! Убийца, разбойник и вор!"
Разговоры людские никак не дают передышки.
А когда-то же верил наивно в счастливый исход
И тянул к небу руки в несмелой надежде на счастье.
Солнце всходит опять — я кидаю свой взор на восток
И на запад далёкий смотрю на кровавом закате.
Я смирился давно со своей нерадивой судьбой:
Ей плевать на меня, ну и пусть. Мне без разницы, так-то.
Но загвоздка одна не даёт обрести мне покой
И дотлевшего сердца прервать неритмичные такты.
Я пишу. На обрывках тетрадных страниц в унисон
С завыванием страшным душевных расстроенных клавиш.
С каждой рифмой тону, погружаюсь в спасительный сон,
Отправляясь шерстить пережитого мрачную залежь.
Дай мне, муза, вкусить несравненного пламени сок,
От которого кровь закипит и душа затрепещет,
Раз ответом меня не одарит безжалостный рок,
Лишь с улыбкой толкнет на тропу под названием вечность.
В этом мире
— ничто. О таких не слагают легенды,
Недоступен им вход на поэзии иконостас,
Не возводят в их честь на гранитной плите монументы,
Не бронируют в списке великих поэтов места.
Ну и пусть. Я пишу не для мерзкой, неискренней славы,
Не для глаз лицемерных и тысяч циничных смешков —
Мне стихи помогают лечить незажившие раны,
Ненадолго свободу дают от тяжёлых оков.
Если вдруг днём дождливым найдёт эти грустные строки
Заплутавший, усталый, побитый судьбой человек,
Пусть сожжёт их и пепел развеет по краю дороги,
Чтобы память о жизни моей уничтожить навек.