Эти воспоминания проявились четыре года назад. Сказка, назначенная мне судьбой была в мгновение ей же отнята. Не знаю причины, но помню ту боль что испытывал. Сожаление переполняло меня, внутри словно смешивались огонь и вода, красились в фиолетовые оттенки, а затем переходили в черный, пока я не потерял сознание. Помню как кружилась голова, как внутри бурлило чувство страха.
Я открыл глаза и первое, что попалось были силуэты моих родителей. Пока они не заметили, что я проснулся, разглядываю морщинки на лице матери: начинающиеся от корней волос, они полумесяцем, словно она напряжена или повержена шоку; отходящие от глаз тонкие перья, что не придавало ей никакой красоты; над тонкими губами. Я слышу ее тяжелое дыхание, шепот, которым она говорит с отцом. Им уже по шестьдесят, но выглядят оба максимум на сорок. Глаза выдавали их, как бы они не пытались скрыть свой возраст. Отец такой же, как и мама — добрый, заботливый. Седые волосы, что они пытались усердно закрашивать уже отросли. После первого моего приступа они оба перестали ухаживать за собой.
— Мам, — наконец вымолвил я, быстро и нежно хватая ее руки в свои, но не прошло и секунды, как я отстранился, словно обжегся о что-то безумно горячее. — Все в порядке, — кое-как я заставил себя улыбнулся, пытаясь ее хоть немного, но успокоить. На пару секунд я закрыл глаза, усердно вспоминая, что произошло, но звук кардиографа не дает мне такой возможности. Папа потер глаза, с облегчением выдохнул.
Я знаю эту историю наизусть: я просыпаюсь в больнице, мама с папой плачут, потому что беспокоятся, а через каких-то десять минут входит доктор Брук, с которой я знаком уже невероятно долго. Она — мой друг, моя поддержка в трудные минуты. Хоть и есть у меня знакомые, которые лежат в этой больнице, этот доктор ассоциируется у меня с наилучшими качествами человека. Какой бы слишком идеальной она не была.
Эта палата мне словно родная. В ней меня держали после операции с аппендицитом, в нее меня кладут каждый раз, когда я падаю в обмороки, и в ней я лежал после неудачной операции, которой вовсе не должно было быть. В дверь постучали и спрашивать «кто там?» было бы абсолютно нелогично глупо, почему я сразу пригласил Брук войти.
— Еще раз здравствуйте, — быстро сказала женщина лет сорока. Она улыбнулась — это значит, что осложнений нет. Вот и хорошо.
YOU ARE READING
До последнего вдоха
RomanceЛюди - странные существа. Я никогда их не понимал. Никогда не понимал, как они так легко прикасаются в другим, доверяют им, мерятся. Не понимал этого пока не появилась она. Называйте как хотите: обычная любовная история, трагедия, сатира. Я не могу...