Счастье на снежных крыльях!

Глава 3

Плен

Ощутив влажную ткань под щекой, я жадно прижалась к ней губами и попыталась высосать воду. Жажда мучила настолько сильно, что все мысли были только о том, как бы напиться. Увы, удалось лишь смочить губы и опухший язык. Зато я вырвалась из мутного, обморочного забытья и, разлепив глаза, увидела мокрые камни, на которых растянулась, положив голову на руку. Другой рукой пошлепала по маленькой грязной лужице и только потянулась к желанной воде, охнула от боли — в спину больно ткнулось что-то острое. Затем снова и снова, дальше досталось заду и ногам. С мучительным стоном я приподнялась и огляделась, обмирая от страха и радости.

Меня поместили в большую квадратную клетку со странными прутьями. Кажется, из костей какого-то гигантского животного, связанных между собой кожаными веревками. Даже страшно представить размер зверюги с такими-то костями. Сразу вспомнились скелеты динозавров из берлинского музея естествознания. Дверь в противоположном углу тоже завязана веревками. Обернулась и увидела рядом неглубокую большую миску с прозрачной водой. Моей радости не было предела, вот только поднять эту тяжелую каменную посудину не смогла. Да плевать на подобные сложности! Склонившись над миской в три погибели, я, как собака, пила воду — чистую, холодную и такую прекрасную!

Вдоволь напившись, я вновь осмотрелась. Другая серая посудина, больше похожая на тарелку, была почти до краев наполнена какой-то бежево-серой массой. Нос сразу уловил запах еды, живот призывно заурчал. Попробовала пальцем — вязкое теплое варево. Понюхала, лизнула. Еда! В следующую секунду я хватала ее руками и быстро отправляла в рот; жадно глотала, не чувствуя вкуса, — лишь бы насытиться! Не до вкусовых ощущений. И только когда начала выскребать остатки варева, поняла, что оно напоминает овсянку. Неплохо и, надеюсь, питательно. Сытно уж точно.

Утолив главные потребности, совершенно не дававшие думать ни о чем другом, я оценила свой вид: мокрая, грязная, волосы спутанной массой свисают вдоль лица, уже не белые, а грязно-серые крылья беспомощно лежат на камнях. Шлем и очки исчезли, как и кроссовки с носками. Часы тоже где-то посеяла. Мои босые ступни в серых разводах подсохшей глины и ярким розовым лаком на ногтях довели до слез: картина полной обездоленности и горести. До чего я докатилась?!

Крыло обожгло острой болью, я обернулась, смахнула слезы и, наконец, увидела, куда меня занесло: в настоящую первобытную деревню на небольшом заснеженном плато. Моя костяная клетка, притулившаяся к скале, находится в центре; вокруг высятся белые горные пики. От костров у приземистых юрт, а может чумов, короче, примитивных жилищ, сделанных из шкур, поднимается дым. На небосклоне бледно-лиловый полумесяц «отца» — значит сейчас день в разгаре. Сколько же я провалялась в беспамятстве?