сгорай на раз, два, триста шестьдесят пять

наизусть

Ты ведь всегда, без всяких исключений, улыбался,
А я нарочно делал вид, что доступ к кислороду есть,
Что ты не в сердце, даже не в подкорках.
Я лишь хотел, чтобы ты стал моей причиной жить,
Не распознал, что в твоем взгляде — «смысл умереть»
— двести тридцать пятый

— flashback —

— Тебе пора перестать участвовать в этой игре.

— Джун, это не игра, — Хосок край толстовки сжимает, сводит зубы, будто это поможет слезы удержать. — Это настоящие чувства.

Намджун лицом в ладонях зарылся, принялся виски тереть, успокаивать раздирающий шум в голове. Ему бы сейчас Чона на мотоцикл закинуть, увезти туда, где никто не найдет, где будут только они вдвоем, ведь так сможет оберегать, защищать, залечит раны, ярко отпечатанные на душах обоих, но разум, который отключить теперь хочется, твердит, что нельзя, что так кислорода лишит, в клетке запрет, сделает только больнее.

— Дай сюда, — за руки хватает, задирает края рукавов, прикрывает веки, дает самому себе обещание не сорваться. — Об этих чувствах идет речь?

Хосок опускает взгляд на запястья, покрытые множеством слоев тонального крема, прикусывает губу, боится голову поднимать. Страшнее всего увидеть в глазах напротив разочарование, понять, что единственная эмоция в них — презрение. Он ведь скрывает все следы тщательно и каждый раз убеждается, что Намджун не замечает ничего, только вот не знает, что тот лишь сдерживается, что для него этой маскировки нет, видит все отчетливо. Тэхен Хосока приручил, окрасил новыми красками жизнь, которая утекала сквозь пальцы с каждым днем быстрее, и Чон себя накрепко цепями приковал, отчаянно верил, что все пройдет, что тот хоть одно искреннее слово скажет.

— Намджун, я могу..

— Объяснить? — усмехается, большим пальцем трет чужие запястья. — Ты правда считаешь, что можешь?

И это не вопрос, требующий ответа, Хосок и сам знает, что нечего придумать, скрыть не получится, все глупостью полнейшей считаться будет. Намджун смотрит в небо, подмечает то, что уже который день льет дождь, точно смыть все разочарования и надежды хочет. Ему страшно, реальность бьет по голове каплями, но даже этот ливень не сможет перекрыть литры слез, которыми он по ночам украшает холодную постель. Порывы ветра никогда не достигнут той силы, с которой он бьет стены в темных переулках. Солнце не раскалит асфальт так, как жжет внутри. В открытом космосе нет кислорода — Намджун его сам себе перекрывает, изнутри стягивает глотку, давится комом поперек горла.