Девушка не могла выбраться из своих мыслей. Как будто что-то ударило ее по мозгам и умственную машину мутировала. А потом стало еще хуже. Она хотела смеяться, смеяться, пока у нее не остановится сердце. И как она ни старалась успокоиться, не могла — слезы текли у нее из глаз. Смеялась ли она теперь, или билась в истерике, угадать было не возможно. Она уже не могла ни сделать вид, ни сказать вслух ничего такого, что помогло бы осознать произошедшее. И в самом деле, что она могла знать, если даже свой земной вдох-выдох она совершала на грани безумия? Все уже стало необратимым.
Белые стены больничной палаты, не давали покоя, мешали спать и даже мешали считать минуты до утра, что было единственным занятием там. «Умру, — подумала она, — обязательно умру. Это конец… Я здесь умру…» Мысль о смерти вдруг отрезвила ее.
Она перестала биться в истерике и села на кровать, прижав ноги к телу. Перед ее глазами плавали пестрые пятна — блеклые лица, плавающие в тени комнаты. «Прекрати, глупые мысли… Все закончилось. Я больше не больна, не больна, не больна!». На крики снова прибежали санитары, не дававшие ей уснуть всю ночь. Их задача была не дать ей заснуть до утра — иначе была бы опасность сотрясения мозга.
"Вы Джон Колючие ножки?" - спросила она, обратясь к одному из них, совсем не детским голосом, а ей на тот момент было всего 16 лет. Санитары посмотрели на нее, как на ненормальную — уже без тени былой доброты и сочувствия. Их взгляды заставили ее вздрогнуть. Санитары как будто знали, что она — сумасшедшая. Это было очевидно.
" Мейсон, моя очередь!"-бредила она :"Ты вообще после бабули Снди"- раздавались её крики, но девушка не могла остановиться, будто это была вовсе и не она. Голова её буквально разрывалась на части. И постоянно из её горла вырвались голоса разного тембра. «Мейсон-о- ор, Мейсон-о- ор, Мейсон…» Один говорил с нарочитой развязностью, а другой казался чуть задумчивым. «Мое-о- ое детя мо-ооо… - пел другой голос с заплетающимся языком, - ммм-м». Она то и дело впадала в транс, закатывалась со смехом и начинала новую фразу: «Мишка мой Кантер-ер-ер…» Один голос подхватывал: «Вау, Вау, Вау, Вау,» - а второй просто примолкал.
Так проходили обычные её дни в белых, мыгких стенах больницы. Девушка утверждала, что она русская актриса из Ленинграда, или известная балерина из Австралии, она разговаривала, то на русском, то на немецком, иногда даже на языке народов Майя, даказывая, что она вполне себе здорова, но у санитаров сложилось совершенно другое мнение.
«Пациент 019» - было её имя. Она иногда подозрительно улыбалась - ни разу не сказала «я», и всем своим видом заявляла, что она и есть «пациент 019» , да и настоящего имени своего она не знала.
Её фотографии часто появлялись в медицинских журналах, хотя она была и не самым бойким пациентом...
