Фара∞н

6/2/2 - Ἄπωφις & Akh

Лето 2 - неделя 2

УРОД
Гуляешь ты
по улице,
выгнали прочь
продуться те
вожатые
«любимые»,
скажи,
просил их?
Глупые.
Ты слышишь,
как смеются все,
«друзья» твои,
те двое, что
без тебя
ходят, завели
компанию
с тем психом, и
разумно, он
сам тоже там,
стреляет
из оружия,
конечно,
водного,
в людей
и ты теперь —
новая цель.
Он бежит прочь
от девочек
и прочих своих
псов цепных. 
И дуло на тебя
наводит,
Ты медленно
и медленно
и хмуро
закатив рукав,
потом, второй,
уняв свой страх
перед
уродливостью
рук,
в кулак
сжимаешь
их.
Испуг
в глазах придурка
вновь читаешь.
А может, просто
ты мечтаешь.
Он убегает
быстро вон,
смеясь неловко:
«Тут я прочь
бежать готов!»,
шутит, стреляя
в своих девчонок,
что 
начали 
вдруг хохотать,
С того, что он
сбежал-сбежал,
но трус про «подвиг»
промолчал.

ЛИЦЕМЕР
Заходишь тихо
в комнату,
где прячется
он день и ночь,
все просят
только
зажигалку —
хотя сам он
не курит,
жалко?
Кто-то смеётся,
кто молчит:
что ночью он,
как закричит
и кинется
с ножом на них.
Но в основном —
обходят. «Псих».

Его нет в комнате.
как странно,
садишься
на его кровать —
всего четыре
в комнате,
его
прям у окна
стоит.
Ты видишь книгу,
что лежит
на тумбочке:
берёшь, листаешь,
не успеваешь
прочитать
ничего более,
как взять
и объявится
вздумал он.
Ты улыбаешься,
и он, не глядя
на тебя —
на книгу,
потом — в окно,
прикинул, как же
быстро тот
сможет
добежать
дотуда.
Убираешь книгу,
встать
ты успеешь —
рост вполне
твой загораживает
весь
проход к окну,
даже балкону.
«Поговорим?
Прошу, постой».
Ты смотришь на него,
молчишь. 
Он дышит тяжело,
ты лишь
тихо любуешься,
тем, как
без плойки-выпрямителя
волосы завиваются,
как кожа
синеватая
становится
блестящей, и
даже немного
золотой
от солнца,
что светило всё
лето это.
«Люблю тебя», —
говоришь просто
донельзя,
ты улыбаешься.
«Ну да, теперь урод ты,
да, ты панк...
ну, гот, не знаю.
Но ты мне
всё же так нравишься».

Глаза его,
что золотом
всегда блестели,
вдруг, огнём
заполнены:
руки трясутся.
Сжимает в кулаки,
и гнутся
слегка коленки.
Он кипит:
«Ты врёшь! Уйди.
Я этим сыт».
Он отворачивается, но
За руку ты хватаешь: «стой!»
«Мне больно, ай!»
«Прости, прости!
Не рассчитал.
Ну что же ты?»
«Я в душ».
«И я! С тобой хочу.
Давай, давай!»
«Про-ва-ли-вай», —
кричит. Глаза
наполнены
страданием,
и синим, горьким
пламенем.
«Да уходи же! Пошёл вон!
Ты извращенец, идиот!»
Он вырывает руку, и,
ускорив шаг,
в коридор – «хрясь!»,
Так хлопнув дверью,
чтоб заело
Бежит прочь, в лес.
Всё надоело.

Ты стоишь
в комнате,
на пальцах
остался жар
того страдальца,
его ручонку
обхватил
ладонью
ты своею
всей,
как ветку дерева.
Синяк
наверняка
остался.

Мрак.

ТРУС
Ты куришь
возле дерева,
подальше
от жилья и там,
где не проводятся
сейчас
мероприятия.
Но вальс
из тишины
и кругов дыма
прервал хруст
дерева
вдали.
Ты затаился,
притушив
огонь и сигарету.
Чёрт,
спалили?
Кто же сдал,
кто врёт?
Но вот ты видишь,
что это
никто иной —
а чёрт в своём
ошейнике.
Он панк? Эмо?
Не важно.
Ты, молча, вперёд
вдруг выступаешь.
И зачем?
Он идёт молча,
словно зверь,
что выпущен
из клетки был.
Ты смотришь
на него.
«Эй, ты...»
Он поднимает
зоркий глаз,
но тот замылен.
Плакал? Фарс.
Глаза сухие.
Только вот
лицо ещё худей.
«Всё ок?»
Ты ухмыляешься.
Молчит.
От тебя пахнет дымом, блин!
«Надеюсь, никому не скажешь.
Иначе, знаешь... нас накажут.
Особенно тебя. Ты ж панк».
Он ухмыляется. Вот гад...
Стоите слишком далеко.
Подходишь ближе.
«Ладно, вот. Держи»,
Протягиваешь пачку.
Он медленно,
как в паузах танце,
Руку свою
скелетную
Поднять силится.
Треплется.
«Да господи.
Вот, на», — даёшь
ему прям в руки.
Быстро жжёшь.
«И вот огонь.
Теперь вдыхай.
Умеешь?»
«Да».
«Врешь. Вот пискля».
«Вот так?»
«Ага. Вдыхай
прям внутрь».
«Гадость».
«Ага. В этом и соль».
«Какая соль?»
«На рану прям».
«Ты идиот».
«Заткнись, циркач.
Одет как клоун.
Гей ты, что ли?
Мерзотненько».
«Ты по себе бы
не судил
других, дебил».
Бесит! Вот псих.
Молчит, хрипит
от сигарет,
немного скалится.
Обед.
Сейчас обед.
«Ну, я пошёл.
И никому».
«Могила».
Сон. Это как сон.
Но явь уж здесь,
назад в войну
надо успеть
между собой
и «дружбою».
Как вышло так?
Не знаешь. Класс...

И идя лесом
к корпусу,
ты думаешь
и вновь, и вновь:
«А он неплох».
А толку? Кровь.