Костюм

Для моей сестры, которая создаёт потрясающие костюмы. 

Для моей бабушки, с которой мы делимся историями. 

И для моей матери. Прости за тюленя.

Марию назвали в честь той, кого она никогда не видела.

В детстве она слушала, как бабушка сердито ворчит в красную пластиковую трубку, распаляясь всё больше и больше, переходя на крик, и знала — это звонит та, другая Мария. Маленькая Маша прижималась к холодной стене и старалась дышать потише, чтобы не прилетело от бабушки: после этих телефонных разговоров та всегда норовила что-нибудь разбить. Маше не хотелось разбиваться. Однажды она случайно уронила с полки стеклянного тюленя с грустными глазами-бусинками, и его хвост разлетелся на сотню прозрачных крошек. Когда бабушка нашла её, собирающую стекло руками и плачущую, то ли от страха, то ли от боли, то ли от всего этого вместе, она не стала кричать. Просто забрала у Маши стекло и ушла, не проронив ни слова. Это был её любимый тюлень, но склеить его уже было невозможно.

Иногда Маша представляла, как падает с антресолей, в которых любила прятаться, и тоже разлетается на сотню — а то и тысячу — осколков. Мысль эта была одновременно приятной и нет. Приятной — потому что только что-то по-настоящему ценное в этой жизни могло разбиться. Нет — потому что остаться после такого прежней Марией было нельзя. И кто знает, прольёт ли новая Маша по старой хоть пару слезинок?

Бабушка обожала коллекционировать. В серванте у неё стояла целая армия фарфоровых тарелочек, которые она не доставала даже по большим праздникам. На балконе прятались оловянные солдатики в чёрно-белых мундирах разных эпох. А ещё у бабушки была коллекция разделочных досок, которую она убрала подальше от глаз — к солдатикам, за санки и лыжи — как только узнала, что на базар их свозят из ближайшей колонии. Убрала не из брезгливости или ещё чего — просто при виде этих самых досок она начинала думать о системе, а мысли о ней не приводили ни к чему хорошему. Потому и с телевизора в зале так редко убирали кружевную салфеточку. Да и вообще включали: новости из мира приносили достаточно горя даже в виде слухов от соседей. А бабушка не любила понапрасну расстраиваться. Она говорила, что у неё и без телевизора поводов хватает.