Назад в будущее

Глава 10: Неопределенность

Северус стоял у дверей в покои мисс Андерсон. Он собирался с мыслями, что было ему не свойственно. Однако сейчас ему предстоял тяжелый разговор. Он весь день думал о том, что сказать Кире. Святая Моргана, он даже не знал, стоит ли что-то говорить! Как называется чувство, когда не знаешь, как следует поступить? Когда запутываешься так, что лабиринт твоих чувств и эмоций не пройдет даже Тесей. Сердце и разум борются в тебе, разрывая твою душу на части. Раньше до войны, во время войны и немного после нее, эмоционально непробиваемый Северус всегда знал, как следует поступить. Черное — всегда черное, белое — всегда белое. Он знал, где добро, где зло. Где любовь, которую нужно пронести сквозь века, а где ненависть и презрение к врагу. Нет, конечно, он ошибался. Иногда эти ошибки гробили его жизнь. Сейчас он, словно гончая, бежал за двумя зайцами, не зная, к какому зайцу у него больше эмоций. Ему необходимо было взять тайм-аут, чтобы подумать, определиться. — Пассифлора, — он произнес пароль огрубевшим голосом. Сейчас этот пароль его забавлял. Пассифлора от латинского passio — «страдание» и flos — «цветок». Для него на данный момент — это словосочетание было роднее, чем мать. Дверь отворилась, и он вошел в комнату. Кира вальяжно восседала в обитом красным бархатом кресле. — Рада, что ты пришел, — голос был подозрительно спокоен. Северус посмотрел на флегматичное лицо Киры. — Я думала ты придешь ночью… — Я пришел поговорить, — в планы мужчины не входило обсуждение причин его отсутствия. — Тем более я не соглашался, я только сказал, что подумаю, — он невольно вспомнил, как приятно проводил ночь. Кира встала с кресла, подошла ближе к мужчине и положила руки ему на плечи. Женщина почувствовала аромат, исходящий от него, и сразу все поняла. Запах богомерзкого шоколада и легкий оттенок корицы не принадлежал её Северусу. Так пахла Грейнджер. От её волос всегда разило шоколадом так, что у ребенка развился бы диатез. Сама Гермиона своим существованием была неприятна Кире. Слишком уютная, слишком домашняя. Кира считала её неамбициозным, скучным, нудным, нелепым существом. У нее не было сильного, мужского характера, ровно, как и женственности. Раньше Андерсон никогда не воспринимала это «чудо природы», как соперницу. Кто мог позариться на книжного червя с прической бездомного пуделя? Оказывается, могут. Еще кто? ЕЁ СЕВЕРУС. Что он в ней увидел? Прекрасных детей в будущем? Может, она в постели не такая уж и мышка, как в обычной жизни? Да, Кира не хотела портить свою фигуру родами. Не хотела обременять лоно своего удовольствия бременем в три кило. Нет, Кира не отдаст этой нелепой замухрышке своего мужчину. — Давай поговорим, — женщина вышла из задумчивости и приятно улыбнулась, — но чуть позже. Я соскучилась, Северус, — сладким голосом добавила она и закусила губу. Даже этот жест, присущий больше неуверенной Гермионе, получался у Киры сексуально. Красные пухлые губки манили, принуждали к поцелую. Женщина пробежалась длинными, изящными пальчиками по мелким пуговицам его сюртука. Она слегка поднялась на носочки и нежно припала своими губами к его тонким горячим губам. Аккуратно, но настойчиво, она пробивала стену безразличия. Северус не может не ответить на поцелуй. Всегда отвечал. Пару минут спустя, плотина непоколебимости была пробита. Мужчина ответил на поцелуй. Жестоко, горячими губами со следами алой помады Киры, он впился в её губы. Остервенело, на грани ненависти. Этот поцелуй был похож на нервный, рваный ответ на раздражительность. Как будто тебе бьют татуировку, ты терпишь, а когда твоя кожа воспаляется и опухает, тебе становится больно, и тебя это раздражает. Кира опустилась губами к его шее, нежно поцеловала соленую кожу, оставляя следы своей помады. Она оставляла на нем свой запах, желая перебить приторную Грейнджер. Это её мужчина. Никто не посмеет посягнуть на него. Женщина опаляла дыханием его кожу, её шаловливые ручки ласкали его вечно прямую спину, заглядывали в копну черных, как смоль волос. Она хотела раствориться в нем. Он её мужчина, а она его женщина. Северус отвечал на её ласки, но позже до него стало доходить, что что-то не так. Губы не те: слишком умелые, слишком требовательные, слишком эгоистичные. Запах тоже был не тот. В нем не было теплоты, дома. В нем как будто не было будущего. Пахло яркими, насыщенными, до одури мерзкими цветами. От Гермионы будто пахло надежным, стабильным, каждодневным счастьем, а от Киры же праздником цветов где-то в Рио. Праздник, который проводится раз в год, и после него не остается ничего, кроме прекрасных, с точки зрения эстетики, ощущений, которые забудутся, как только ты примешься за какую-нибудь важную домашнюю работу. — Кира, остановись. — Северус оттянул от себя женщину, слегка схватив её за волосы. Кира отстранилась и с удивлением посмотрела на мужчину. — Что-то не так? — она тяжело дышала, стараясь сохранять спокойствие. — Всё не так, — твердо сказал мужчина, стирая платком огненную помаду со своих губ. — Ты и так все понимаешь, — на лице женщины появилось выражение брезгливости. — Чем она лучше меня? — сквозь зубы процедила женщина. — Молчи! Я отвечу тебе сама, — она отошла от него и накинула на себя легкий шелковый халат. — Ничем! Северус. Ничем! — она подошла к нему вплотную. — Что она может тебе дать, кроме ее знаний, не самого симпатичного лица и… — женщина подыскивала слова, — … сомнительного происхождения. — Хватит! — прорычал Северус. — Я тоже не чистокровный волшебник. — Не передергивай! — женщина перешла на крик. — Она может дать тебе будущее? Папа Снейп, мама Снейп и двое прекрасных деточек, — наигранно нежным голосом вещала Андерсон. — Так, сука, мило! Меня аж тошнит! Она тыкнула в его грудь своим указательным пальчиком. — Она бросит тебя, как только узнает тебя лучше, — спокойно сказала Кира. — Вспомни, как она всегда к тебе относилась? Как к тебе относились её друзья? — Я это заслуживал, — маска спокойствия уже была надета. Внутри он боролся с впервые появившимся желанием ударить женщину. — Я лучше её, — от Киры разило высокомерием. — И, когда она бросит тебя, ты придешь ко мне. И я приму тебя. Потому что я — не она. Северусу нечего было сказать. Он усмехнулся ей в лицо и перед тем, как уйти, отчетливо произнес: — Ты слишком наслаждаешься собой. Унылая картина. — В таких вещах «слишком» не бывает! — презрительно сказала ему в спину женщина. — Порой, мне кажется, что даже занимаясь со мной сексом, ты представляешь на моем месте себя, — он ухмыльнулся. — В этом вы и разные. Она не думает только о себе. Северус ушел, не обернувшись. *** Джонатан сидел в комнате матери и читал. Вечер одинокого юноши скрашивали книги, уже поредевший бар, да сигареты «Красное яблоко». Отца он так и не дождался, а без него в лабораторию не зайдешь. Поэтому раны на его лице неприятно ныли, а разбитая губа жгла при попадании на нее спиртного. Его уединение прервал робкий стук в дверь. Джону было лень вставать с удобного кресла, поэтому он невербально открыл дверь, раздражаясь на того, кого на этот раз принесла нелегкая. Но тот, кто появился в дверном проеме, однозначно поднял настроение парня с самого дна. — Привет, — тихо сказала Луна. Джон соскочил с места и улыбнулся глупой, счастливой улыбкой. — Привет, — он принялся впопыхах заправлять постель. — Проходи. Девушка прошла в комнату и примостилась на край кровати, прямо напротив кресла, в котором сидел Джон. — Что ты читаешь? — с неподдельным любопытством спросила Луна. — Эм… Это, — парень замялся. — Оскар Уайльд «Портрет Дориана Грея», роман, — добавил парень. — А о чем он? — она посмотрела в его черные глаза. — Это маггловская литература. — Джон передал книгу Луне. — Если хочешь, то можешь взять и почитать её. В этом романе главный герой — тщеславный молодой человек, который обладал лишь двумя достоинствами: молодостью и красотой. Доселе Дориан был скромным красивым мальчиком, который подавал большие надежды, но, встретив Генри, проснулась его темная дремлющая сторона, и молодой человек понял, что весь мир у его ног, если пожелает. На лице девушки читалось изумление, она прижала книгу ближе к груди. — Его портрет, — продолжил Джон, — нарисованный другом художником Бэзилом, становится его тайной и секретом, что кроет всю черную и прогнившую душу уже не юного «юнца», — парень грустно улыбнулся. — А дальше сама прочтешь. Это мой прощальный подарок тебе. Девушка тряхнула белокурыми волосами и едва заметно улыбнулась. — Почему ты опечален? — она провела бледной ладошкой по его щеке. Джон на минуту задумался, опустив глаза в пол. — Я не хотел бы стать таким, как Грей, — он пытался выдавить улыбку, но у него не получилось. Луна посмотрела на парня с каким-то сочувствием, будто видела перед собой маленького, потерявшегося ребенка. — А если честно? — она провела ладошкой по его выбритому виску. Парень тяжело вздохнул и взял её холодную ладонь в свою теплую руку. — Луна, — он посмотрел в её глубокие голубые глаза с сожалением, — ты мне нравишься. Очень нравишься, правда. — И ты мне нравишься, Джон, — в голосе было столько теплоты, что хватило бы растопить айсберг. — Но, — продолжил Джон, — ты ведь понимаешь, что у нас нет будущего, — он отпустил её руку и, встав с кресла, взял сигареты и нервно закурил. — Там, откуда я, мы даже не знакомы. Возможно, у тебя там семья, муж, дети… — Полумна смотрела на метания парня с нежной улыбкой на лице. — Я не знаю, что мне делать и как быть? — он сел перед девушкой на колени и посмотрел в её глаза. — Что нам делать, Луна? — Джон, — она закусила нижнюю губу и отчего-то покраснела. — Зачем думать, что будет потом, когда есть сейчас? Она встала с кровати и осмотрела комнату мечтательным взглядом: — Ты здесь, я тоже здесь, — она посмотрела на него с легкой улыбкой на губах. — Я тебе нравлюсь, и ты мне тоже. Давай просто поживем… Закончив свою фразу, девушка потянулась руками к тонким лямкам своего сатинового сарафана. Не медля, легким жестом она стянула их и сбросила с себя платье, представ перед ошарашенным Джоном абсолютно обнаженной. Парень не мог оторвать взгляд от бледных, худеньких плеч девушки, выпирающих ключиц и маленьких, аккуратных грудей. Он на пару минут забыл, о чем шла речь, а также о том, что вежливее бы было смотреть собеседнику в глаза. — Мы можем сейчас полюбить друг друга, — девушка смотрела на парня, и по её выражению лица было понятно, что она довольна тем, какой эффект производит, — наслаждаться друг другом. Как мужчина и женщина… Понимаешь? Джон подошел к ней вплотную, положил руки на её талию, и прислонившись лбом к её лбу, тихо, с сожалением произнес: — Луна, это неправильно. Так нельзя, — голос срывался на шепот. — У нас нет будущего… Зачем привязываться друг к другу? Зачем делать то, о чем завтра ты, возможно, пожалеешь? — парень тяжело дышал. — Нельзя тешить себя самообманом. Нельзя хвататься за ложную надежду… Максимум, на который мы можем рассчитывать, это стать друзьями. Он аккуратно заключил её лицо в свои ладони и, нежно, трепетно, почти бережно прикоснулся своими теплыми губами к её губам. В этом поцелуе чувствовалось горечь. Джон будто делился с Луной своим сожалением, показывал поцелуем, как трудно ему дается такое решение. Оторвавшись, он тихо прошептал ей в губы: — Луна, мне так жаль… — девушка понимающе кивнула. — Тебе лучше уйти, — Джон отстранился от нее, и, стыдясь смотреть ей в глаза, отвернулся к бару. — Я согласна быть твоим другом, Джонатан Снейп, — тепло сказала девушка, уходя. Он расслабил натянутую, как пружина, спину только тогда, когда дверь за его спиной захлопнулась. Вопреки здравому смыслу, Джон не испытал разочарование. Он не ругал себя за свое решение, ведь так и правда было лучше. Он, наоборот, испытал облегчение. В его битве разум победил глупое сердце. Такой расклад его устраивал, ведь он прекрасно знал, что порой мы путаем симпатию или желание с чем-то более высоким. Что любые чувства можно пережить со временем. Это его успокаивало. *** Северус, стараясь не шуметь, крадясь, зашел в свою гостиную. Каково же было его удивление, когда в столь поздний час он застал Гермиону, которая сидела на диванчике, поджав под себя ноги, старательно что-то вырисовывала карандашом на бумаге. Северус засмотрелся на эту умиротворяющую картину. — Почему ты не спишь? — шепотом спросил мужчина, стараясь не напугать девушку. — Жду тебя, — она оторвала взгляд от бумаги и с теплотой посмотрела на уставшего Северуса. — Я пришел, — он не мог сдержать застенчивой улыбки и сел рядом с Гермионой. — Теперь пойдем спать? — Вместе? — девушка подняла удивленный взгляд на мужчину. — Ну да, — сказал он спокойно. — Что ты рисуешь? — О, — оживилась Гермиона, — это одежда. Смотри, — она передала рисунок Северусу. Мужчина окинул рисунок взглядом. На нем была изображена женщина, одетая в красивое кимоно, а её волосы были собраны в замысловатую прическу. — Это гейша, — девушка забавно задрала голову. — Мне нравится восточная культура. Ты знаешь, что настоящая Гейша может покорить мужчину одним взглядом? — Чтобы покорить меня, взгляда недостаточно, — флиртуя, сказал Северус. — Но ты меня покорила, Гермиона. — Правда? — наигранно удивилась девушка. — И чем же, профессор? Северусу нравилась эта забавная игра. Он поднялся с дивана и протянул руку девушке. — Так как наши дети спят, — он ухмыльнулся, — я смею предложить вам пройти в наши покои, чтобы рассказать вам о том, чем вы меня покорили. Возможно, даже покажу. Если хорошо попросите, — добавил он. Гермиона взяла его за руку и поднялась с дивана, приятно улыбаясь. — Гермиона, — тихо спросил Северус, — вы с Агнес в одном детском магазине пижамки покупали? Девушка засмеялась и, отойдя от мужчины на расстояние вытянутой руки, демонстративно покрутилась. — Это пижама с Бэтменом, — она посмотрела в глаза Северуса, слегка наклонив голову. — Твоя дочь обожает комиксы. Северус закатил глаза и притянул Гермиону в объятия. Улыбка сошла с лица девушки, когда она увидела след от красной помады на белом воротничке мужчины. Гермиона принюхалась и, почувствовав запах цветов, отстранилась от мужчины. — Мне пора спать, — металлическим голосом сказала Гермиона. — Извини. Увидимся утром. Она просто сбежала в свои покои, оставив Северуса стоять посреди гостиной в недоумении. *** Лежа в постели, она не стала сдерживаться. Она уткнулась в подушку и зарыдала в голос. Гермиона корила себя. Как она, наивная, могла подумать, что между ними есть какие-то чувства? На что она рассчитывала? Что он, язвительный, предвзятый профессор, вот так просто влюбится в девушку, которую презирал всю жизнь. «Дура! Дура! Наивная идиотка!» — что есть сил ругала себя девушка. «Кто ты и кто Андерсен?». Да будь она хоть шестерней сейчас беременна, Снейп никогда бы не оставил красавицу-суку. Они переспали, когда оба были пьяны. О чём она думала? О том, что они вместе споют йодль и, взявшись за ручки, сиганут с обрыва? Она должна удивляться, что он утром её не вытолкнул ногами вон из своей постели. Её рыдания и пускание соплей на подушку прервал стук в дверь. — Гермиона! — голос Северуса казался взволнованным. — Что случилось? Грейнджер, открой дверь. Девушка решила проигнорировать его попытки. Якобы она уже спит и не слышит его попытки выломать чертову дверь. Ей нужно обо всем подумать, пожалеть себя, а потом, может быть, она во всем разберется. — Грейнджер, — сказал Снейп глухо, — ты мегера. Семь казней Египетских по сравнению с тобой — это божья благодать. Проклятье. Ты самая ужасная женщина, которую когда-либо видел свет. Я знаю, что ты сейчас меня слышишь. Так вот, знай: так с людьми не поступают. Гермиона тяжело вздохнула, когда услышала отдаляющиеся от двери шаги, и вновь зарыдала.