Время прошло

Большая пустая комната

Здесь танцует пыль. Много, много пыли. Все углы комнаты обнажены, словно душу вывернули перед незнакомцем. И этот незнакомец я. Неуютно в этой комнате без штор.

Сквозь грязные окна бьёт яркий свет. Комната кажется огромной и гулкой, как пещера, но стоит ее обставить и она тут же станет крохотной и уютной. А когда-то...

... Когда-то я вошёл в действительно большое помещение. Потолок там едва виднелся, он прятался в темноте, а на длинных шнурах свисали голые лампы. Будущее здание торгового центра было ещё не отделанным, серым, страшным, как любое сырое строение. А я был подающим надежды архитектором, едва пробившимся к кормушке среднего бизнеса. Пять лет, как один миг.

Тогда, помнится, был май, но ещё зябко. А чего ещё ждать от города-болота? Я заехал на объект. Это для всех он был объект под номером, а для меня - ребёнок любимый, первое мое дитятко во плоти. От того и носился я туда еженедельно, собирая спешки рабочих и маты прораба, когда влетал на стройплощадку без каски. Сегодня специально выбрался поздно, чтобы под ногами суета рабочая не мешала, чтобы пыль хоть немного улеглась.

- Растешь, - шепнул я стене и услышал вздох.

- Растет, - отозвалось с гордостью из-за моей похолодевшей спины. От моего стремительного разворота взметнулась пыль. Кто-то стоял позади вне круга света. - Мы стараемся, как можем.

Человек сделал шаг под лампу. Глаза яркие, карие, такого густого и теплого цвета, что захотелось нырнуть в январь и заказать чашку горячего шоколада. На щеке засохла штукатурка, в кучерявых черных волосах, присыпаных пылью, застрял огрызок провода. Спецовка в строительной грязи, за поясом рабочие перчатки, а в пальцах подрагивает сигарета. Я изумился, когда понял, что передо мной женщина. Молодая, не старше меня, но взгляд твердый, прищур глаз, как у бывалого военного, крепкие руки и милое лицо, спрятавшиеся в сигаретном дыму.

Так и познакомились. Она заведовала строительством моей идеи. Можно сказать, мы зачали и рожали этот проект вместе. Ее небольшая фирма специализировалась на отделке помещений, они впервые получили такой большой заказ, потому она лично следила, а временами и участвовала в работе.

Проект объединил нас. Я уже не понимал, к кому еду - к ней или к своему детищу. Все встало на свои места уже в июне. Мы говорили о чем-то неважном и вдруг замолчали. Она аккуратно и долго гасила сигарету в жестянке из-под кофе, я притворялся, что разглядываю помещение. Помню, как ее горячие пальцы потянули меня за ухо. Пришлось обернуться. Целовались мы, как безумные, словно до этого о поцелуях только мечтали. Хотя... Я был один уже много лет, с самой юности, а она и позже не распространялась о личной жизни. Там все было мрачно.

Этой ночью моя квартира стала теснее. А утром на кухне запахло едой - я не любил готовить для себя, но ее хотелось порадовать. Она призналась, что уже лет пять завтракает сигаретой и двумя чашками кофе, но сделает исключение для меня. И ближайшее пять лет стали сплошным исключением.

Всякое бывало. Она накалялась стремительно, как тефлоновая поверхность, и остывала медленно, как чугунная сковорода. А я всегда сглаживал углы и прощал обиды. За это она меня слушалась так часто, как позволяла ей гордость - почти всегда. А потом у меня прибавилось работы, она располнела, отяжелела, отошла от дел, предпочитая оставаться дома...

Теперь я здесь, в пустой голой комнате с остатками обоев. Мне, честно, немного страшно.

- А что, мне нравится. Приведем ее в порядок, стены под покраску, трафареты есть. Хочу чего-то особенного!

- Опять абрикосов со сметаной? - я не смог ей простить ту маленькую слабость.

- Нет, хотя в моем положении все возможно, - заявила она, сложив руки на круглом животе.

Ее глаза сияют. Я чувствую, что мои тоже. Пять лет, а мы уже не надеялись.

- Сам покрашу!

- Ещё чего!

Пустая комната оглашается смехом.