Жизнь во тьме

1943-й

1____________________________________________________________________________

Я проснулся часов в восемь вечера от громких стонов сына моих соседей в соседней комнате. Мальчик был страшно болен, он умирал и сделать с этим ничего уже было нельзя, лишь пытаться облегчить его муки морфием. Когда я приехал в Яссы, он уже был в таком состоянии. Было жаль этого ребенка. Каждый вечер, когда я уходил из дома, то заглядывал в его комнату, пропахшую медикаментами, и разговаривал с ним какое-то время. Родители его хоть и делали вид скорбный, однако скорбели они так, словно их ребенок уже мертв, потому не проводили с ним времени, больше, чем было отведено на прием лекарств и кормление. Для них он уже пах смертью, могилой, потому они и чурались его, как прокаженного.

Закатное солнце уже должно было скрыться за горизонтом в этот час, а потому я открыл шторы, выглядывая на улицу. Редкие люди спешили по своим домам мимо моих окон. Было тепло и свежо. А хозяйский сын в соседней комнате стонал все громче, но никто не отзывался и не шел к нему на помощь, потому что делали вид, что его уже нет.

Я умылся, оделся и вышел в узкий коридорчик, вслушиваясь в тихие бубнящие голоса людей, у которых я комнату и снимал. Мать ребенка плакала, а отец постоянно повышал на нее голос из-за этого. Уж я-то знал, почему ему неприятны слезы супруги и сам он ничуть не убивается из-за болезни сына. Я знал... Я вижу все и все чувствую. Его супруга тоже знает, но предпочитает делать вид, что ничего этого нет. Они оба делают вид, что все хорошо. Ребенок умирает, но они убили его еще до его болезни. Настоящие чудовища эти... люди...

— Ион? — я тихо постучал в его дверь, а затем скользнул внутрь темной комнаты, не дождавшись ответа.

— Филипп! — ребенку не стало менее больно, однако он перестал стонать и даже попытался приподняться на подушках.

Я остановил его взмахом руки.

— Лежи, отдыхай, — а затем сел на край его кровати. Пружины сразу врезались в бедра, а малыш лежит здесь так уже несколько месяцев. — Как ты?

— Филипп, мне нехорошо... Внутри как будто горит, — он сказал его капризным голосом, от чего я невольно улыбнулся, потому что он совсем не был капризным ребенком. Он вообще не любил, когда его жалеют. А его и не жалели, и я это знал. Однако, каждому из нас иногда нужна хоть капелька сочувствия.