Сопереживание

︿︿︿︿︿︿︿︿︿︿︿︿︿︿

- Вэй Ин мёртв!
- Старейшина Илина был убит собственным шиди!
- Он мёртв!
Цзян Чэн слышал всё это, но никак не мог осознать произошедшее. Как мёртв? Почему? Он, Цзян Чэн, даже не успел отомстить ему, а он уже умер. Хотя нет, не умер, Вэй Ин ушёл. Конечно, он всего лишь сбежал. Как великий Вэй Усянь мог умереть, просто свалившись с обрыва?

***

Смерть сестры и шисюна выводила мысли и чувства Цзян Чэна из-под контроля и заставляла его совершать совершенно необдуманные поступки. Вот и сейчас молодой человек в фиолетовых одеждах в одиночку спускался в пропасть, каждую секунду рискуя свалиться вниз. Он должен убедиться, что Вэй Ина здесь нет, он должен найти следы того, что шисюн ушёл. Он не будет стоять в стороне, он найдёт его. Да, найдёт, отомстит, потребует оплатить ИХ клану за предательство, а потом... потом простит и будет вечность ждать, в надежде, что его простят в ответ. Ведь простят?

***

Цзян Чэн медленно шёл по дну обрыва, освещая дорогу Цзыдянем. Тусклый фиолетовый свет нехотя волочился за главой клана, будто предвидя, что случится через несколько минут, и всеми силами оттягивая этот момент. Но то, чему суждено, произойдёт в любом случае. Отчаянный хрип Цзян Чэна прозвучал в точно отведённую ему секунду. В грязи лежал Вэй Усянь. Лежал без движения и... не дышал.

Глава клана бросился к распластавшейся на мокрой земле фигуре, облачённой в неизменное красно-чёрное ханьфу. Бледное, изнеможённое лицо, глубокая складка меж бровей, чуть приоткрытые глаза, в которых даже после смерти отражалось отчаяние, но всё та же улыбка на губах. Его улыбка. Волосы цвета воронова крыла разметались в стороны и практически слились по цвету с землей, и только ярко-алая лента оставалась полыхающим пятном на фоне чернильного мрака.

Цзян Чэн никогда не интересовался приёмами тёмного пути, но, имея под рукой его основателя, волей-неволей запомнишь несколько приёмчиков. Вот и Сопереживание Цзян Чэну запомнилось ещё с тех времён, когда Вэй Ин жил в Пристани Лотоса и частенько практиковался в создании новых талисманов и ритуалов. Сейчас Цзян Чэн не думал, он просто коснулся тонкой руки своего шисюна и замер, медленно входя в его воспоминания*. Цзян Чэн даже под пытками не смог бы вспомнить того, как прижал к себе уже давно остывшее тело, как начал водить рукой по грязным, спутанным волосам брата, как ей же стирал свои, беспрерывно текущие из глаз, слёзы, падающие на лицо. На Его лицо. Он не будет помнить того, как, задыхаясь от боли где-то в груди, медленно, словно в припадке, качается из стороны в сторону, умирая изнутри.* Он бы никогда этого не вспомнил, потому как всё это затмило собой Сопереживание...