...так кто же ты, наконец?
— Я — часть той силы, что вечно хочет
зла и вечно совершает благо.
Гёте. Фауст
Глава I
НИКОГДА НЕ РАЗГОВАРИВАЙТЕ С НЕИЗВЕСТНЫМИ
Весеннее солнце садилось, было необычайно жарко. По Патриаршим прудам шли двое. Первый был Михаил Александрович Берлиоз, председатель правления одной из крупнейших московских литературных ассоциаций, сокращенно МАССОЛИТ, да еще и редактор толстого художественного журнала, — коротенький, упитанный, лысый, гладко выбритый, в громадных очках в черной роговой оправе, почему-то несший шляпу в руке, несмотря на жару, а второй — поэт Иван Николаевич Понырев, псевдоним Бездомный — плечистый, рыжеватый молодой человек в ковбойке, жеваных белых брюках и черных тапочках. В будке “Пиво и воды”, к которой они дружно бросились, не оказалось ничего, кроме теплого абрикосового сока, от которого пахло парикмахерской и захотелось икать. Очень странно, но аллея была совершенно пуста. Литераторы, икая, уселись на скамейке лицом к пруду и спиной к Бронной. И тут приключилась еще одна странность — она касалась одного Берлиоза. Сердце его стукнуло и на мгновение как будто провалилось, а вернулось с вонзившейся в него иглой. Берлиозу вдруг стало так страшно, что захотелось бежать. Он вытер побледневший лоб, решив, что это от переутомления. “Пожалуй, пора бросить все к черту и в Кисловодск...” Но тут в знойном мареве появился перед ним прозрачный гражданин очень странного типа. “На маленькой головке жокейский картузик, клетчатый кургузый воздушный же пиджачок...” Гражданин был высрк и худ, с глумливой физиономией. Случилось как-то так, что в жизни Берлиоза не встречалось ничего странного. Он еще больше побледнел, вытаращив глаза. “Этого не может быть!” Но длинный продолжал качаться перед ним влево-вправо. От ужаса Берлиоз закрыл глаза, а когда открыл — никого не было, да и сердце больше не болело. Он решил, что это была галлюцинация от жары, постепенно успокоился и продолжил разговор с Иваном Бездомным.
Дело было вот в чем: по заданию редакции Иван написал большую антирелигиозную поэму, в которой Иисус, естественно, был обрисован очень черными красками. Но беда в том, что Иисус все равно получился у него ну прямо как живой, хотя и отрицательный. Надо было переписывать. Берлиоз, человек начитанный, сидя на скамье, читает ему настоящую лекцию о древних религиях. Самое главное — доказать, что никакого Иисуса вообще не существовало. Во время этого разговора в аллее показался человек. Впоследствии его никто не смог с точностью описать. А был он таков: “По виду — лет сорока с лишним. В дорогом сером костюме, в заграничных, в цвет костюма, туфлях. Рот какой-то кривой. Выбрит гладко. Брюнет. Правый глаз черный, левый почему-то зеленый. Брови черные, но одна выше другой. Словом — иностранец”.
Берлиоз между тем все доказывал Ивану, что по его рассказу выходит, будто Иисус на самом деле родился... Бездомный громко икнул, а иностранец вдруг поднялся с соседней скамьи, где сидел, подошел к писателям, попросил разрешения присесть и каким-то образом оказался посередине. Иностранец восхищен тем, что его собеседники атеисты. Но как же быть с доказательствами бытия Божня, коих, как известно, существует ровно пять. Да еще шестое — Канта! И его беспокоит один вопрос: ежели Бога нет, то кто же управляет жизнью человеческой и всем вообще распорядком на земле? Бездомный сердито отвечает, что сам человек и управляет. Но ведь чтобы управлять, надо иметь план на некоторый, хоть сколько-нибудь приличный срок. А как же человек может составить план, допустим, на такой смехотворно короткий срок, как тысячелетие, если он не может ручаться даже за свой завтрашний день? Например, он вдруг заболевает саркомой — и ему уже ни до чего. “А бывает еще и хуже: только что человек соберется съездить в Кисловодск, — тут иностранец прищурился на Берлиоза, — поскользнется и попадет под трамвай! Разве не правильнее сказать, что тут управлял кто-то другой, а не он сам?”
“Надо будет ему возразить, — решил Берлиоз, — да, человек смертен, никто против этого не спорит. А дело в том, что...” Его речь продолжил иностранец: “Да, человек смертен, но это было бы еще полбеды. Плохо то, что он иногда внезапно смертен, вот в чем фокус! И вообще не может сказать, что он будет делать в сегодняшний вечер”. Берлиоз не согласен, он знает, что будет делать, если, конечно, на Бронной ему не свалится на голову кирпич. “Вы умрете другой смертью, — иностранец что-то пошептал и заявил: — Вам отрежут голову”. Нет, Берлиоз собирается председательствовать в МАССОЛИТЕ! “Нет, этого быть никак не может, — твердо возразил иностранец. — Потому что Аннушка уже купила подсолнечное масло, и не только купила, но даже и разлила. Так что заседание не состоится”. Возмущенный Иван намекает иностранцу на то, что он шизофреник. Тот советует ему самому узнать у профессора в свое время, что такое шизофрения. Литераторы отошли в сторонку — это шпион, вот кто, надо его задержать, проверить документы. Когда они подошли, иностранец стоял с документами в руках. Оказалось, что он специалист по черной магии и приглашен в качестве консультанта. Он историк, а сегодня вечером на Патриарших будет интересная история. Профессор поманил редактора и поэта к себе и, когда они наклонились к нему, прошептал: “Имейте в виду, что Иисус существовал. И доказательств никаких не требуется. Все просто, в белом плаще...”
