Ёбаи, не ёбай, Саске бабу подавай!

Глава 7. Неожиданные сюрпризы судьбы

Над погрузившейся в глубокий сон Конохой распростерлось ночное полотно, усеянное множеством ярких огоньков. Со стороны леса доносился тихий шелест пожухлых листьев, которые погружали деревню в свой ярко желтый саван. Близилась зима. C cеверных границ начинали задувать холодные ветра, и погода с каждым днем обрастала всё большей хмуростью и грустью. Солнце пряталось за мрачным небосводом, скрывая от мира свое мягкое тепло. А воздух становился настолько промозглым, что на душе не переставало шириться ощущение приближающейся трагедии.

Казалось, будто целый мир в одночасье перестал бороться и поплыл по тому серому и пустому течению, в котором Саске не переставал барахтаться вот уже девять месяцев...
Пространственная материя в спальне исказилась, и буквально через мгновение за край стола схватились окровавленной рукой. Учиха рухнул коленями на пол и с неимоверным трудом потянулся к спине, из которой торчал обломок меча. Чутка подрагивающие пальцы сомкнулись вокруг рукоятки, после чего одним резким движением вырвали холодный металл.
Послышалось шипение, а затем от стен отскочило приглушенное звяканье.
Глубоко вдохнув, Саске кое-как развязал свой потрепанный плащ и со вздохом посмотрел на рвано вздымающуюся грудь. На деревянные половицы закапала кровь, постепенно скапливаясь в маленькую лужицу.
Открылся – позволил своим страхам и тревогам взять верх. И за это теперь вынужден тащиться в ванную, пачкая кровью холодные стены. Мысленно проклинать себя за подобную слабость. И... надеяться, что она не увидит его состояния...
– Теме...
Рука легла на металлическую ручку, и Саске безнадежно вздохнул, затылком ощутив ее тревожный взгляд.
– Я же тебе говорил спать, а не ждать меня, - холодно отчеканил, после чего распахнул дверь в ванную комнату. Чтобы она не увидела его состояния. И... чтобы сбежать от пугающей мысли.
– Я ведь волнуюсь, даттебайо.
Парень замер в нерешительности, когда на его плечо неожиданно опустилась маленькая ладошка. Уставшие глаза, под которыми залегли глубокие синяки, преисполнились грустью. И Саске отчаянно глянул назад – глянул туда, где стояла самая главная слабость в его жизни.
Вокруг сердца сомкнулись тиски боли, а на душе стало так паршиво и мерзко, что ему захотелось опустить свои руки. Захотелось посмотреть на этот мир, - спасенный, процветающий, - и с горькой усмешкой спросить:
за что?
Почему должны страдать те, кто помог этой реальности выжить? Почему две души обязаны страдать за грехи всего человечества?
Почему...
– Уже поздно. Тебе надо...
И замолкает, когда со спины его обнимают с безмерным теплом и нежностью. К щеке прикасаются мягкими губами, а в поясницу упирается округлый живот, ощущение которого мгновенно приносит ему счастье. Уголки губ дергаются, - даже отсюда он чувствует своего ребенка. Но даже не на физическом уровне; ему кажется, что где-то глубоко-глубоко внутри, на задворках сознания разносится детский голос. И Саске пытается услышать, пытается понять, чего от него хочет это дитя. Но каждый раз заканчивается одним и тем же – горьким осознанием, что это всего лишь его паранойя.
Приближается тот роковой час, и сознание начинает играть с ним злые шутки. А он уже привык; устал каждый день смотреть на то, как затухает его любимое солнышко. Устал морально. Устал той частью души, которая умирает вместе с Наруто.
И когда не станет ее, то и эта половина безвозвратно погибнет...
– Позволь мне помочь, даттебайо, - ласково шепчет, с особым трепетом ведет по его выступающей скуле, в мольбе заглядывая в холодные глаза. И Саске никак не сопротивляется – просто заходит внутрь, стараясь не смотреть на ее лицо.
Опускает взгляд на живот; беременность Наруто к лицу. Ангел стал еще прекраснее...
Но так бы он постоянно говорил, кричал на каждом углу, если бы этот самый ангел не умирал. А так беременность стала ее дамокловым мечом. Скоро он падет, и тогда яркий свет навсегда затухнет, сделав его жизнь абсолютно безликой и холодной. Больше не будет звонкого смеха и ярких улыбок. Не будет совместных посиделок и разговоров ни о чем.
Не будет тепла, которое она дарила ему по ночам...
Наруто снимает с него изрезанную футболку, испуганно ахает, замечая исполосованную грудь. А он даже не реагирует на ее эмоции. Смотрит куда угодно, но не на осунувшееся лицо, которое нынче вызывает у него один лишь ужас.
– Зачем же себя так загонять, даттебайо? – с укором шепчет, пытаясь придать своему голосу хоть чуточку твердости. Но по мере того, как пальцы скользят по изрезанной, окровавленной, пробитой груди, вся уверенность куда-то улетучивается. И на глаза выступают непрошеные слезы.
Учиха дергается, когда с ее стороны неожиданно доносится всхлип. Во рту пересыхает, а сердце пронзает настолько режущая боль, что ему тоже хочется поплакать. Хочется...
Слишком много чего хочется. Но он лишь стоит напротив своей жены и словно трус глядит куда угодно – лишь бы не на нее.
– Сегодня была у Сакуры.
Дыхание застывает, и парень опускает ладонь на округлый живот, который мгновенно окрашивается в алый цвет крови. В глазах застывает ужас, - и в голове моментально вспыхивают картинки того, как любимая лежит в луже собственной крови. Прижимая к груди мертвую дочь...
– Нет, нет, нет...
В страхе отходит назад, - шатается, ощущает, как из-под ног уходит земля, - а затем просто падает на кафельный пол. Руки зарываются в волосах, и Саске отчаянно смотрит куда-то в пустоту. Ничего не слышит, ничего не ощущает – словно в одночасье умер. Прямо как его любимая, которая вскоре навсегда покинет его. И заберет всё светлое и хорошее, что случалось в его жизни.
– Ты чего, теме?
Пустой взгляд устремляется вверх и тут же растворяется в потускневших глазах цвета неба, которое нависает над ним словно коршун.
– Ч-что сказала Харуно?
Мотает головой, возвращая себе маломальское спокойствие, а затем поднимается с пола, когда понимает – любимую сейчас нельзя пугать. Она и так слаба; еще и он со своими эмоциями.
– Она...
И опускает взгляд к своим пальцам, которыми начинает перебирать ткань бесформенной футболки. Молчит, не решается сказать – и Саске сразу понимает: времени практически не осталось.
Глубоко вдохнув, Учиха подходит к Наруто и с тяжелым сердцем прижимается губами к ее лбу.
– Я попрошу Итачи, чтобы он посидел с тобой. А мне пора...
Узумаки жмурится и громко всхлипывает, когда за парнем прикрывается дверь. Он опять ушел – оставил ее одну. И всё ради несуществующего лекарства.
Но какое может быть спасение, когда организм уже практически перестал работать? Когда даже Лис не способен остановить разрушение своей оболочки..?
«Прости, Наруто, - Курама понуро рычит и бессильно опускает морду на лапы; больше он ничего не может сделать – его возможности иссякли. – Тебе стоит лечь на сохранение. Иначе... »
Рука ложится на округлый живот, и ноги сами несут ее прочь из этой квартиры. Лис прав: времени практически не осталось. День-два, может три – а после для нее откроются врата к Шинигами.
И Наруто уже готова окунуться в холодную пустоту. Но перед этим обязана позаботиться о дорогих и любимых сердцу людях. А потом можно будет оставить этот бренный мир, отпустив свою душу на вечный покой...