Герой нашего времени

Джису |Бэла

   Pov.Все идет от лица рассказчика.
           Сама история это рассказ.

—Вы, верно, — спросили вдруг резко меня .— переведены сюда из России?

— Точно так, господин— ответила я . Я взяла его за руку и сказала: «Очень рада, очень рада. Вам будет немножко скучно... ну да мы с вами будем жить...  и да, пожалуйста, зовите меня просто ••••• •••••• {там зашифровано имя автора}, и, пожалуйста, — к чему эта строгость? Зовите меня просто •••••.
Моего собеседника  отвела в  квартиру, он рассказывал об его старом знакомом.— А как его звали? — спросила я  моего попутчика Чимина.
— Его звали... Ким Тэхеном. Славный был малый, смею тебя уверить только немножко странен. Ведь, например, в дождик, в холод целый день на охоте; все иззябнут, устанут — а ему ничего. А другой раз сидит у себя в комнате, ветер дунет уверяет, что простудился станем открывать окно , он вздрогнет и побледнеет,а при мне ходил на кабана один на один..бывало, по целым часам слова не добьешься, зато уж иногда как начнет рассказывать, так животики надорвешь со смеха... Да-с, с большими был странностями, и  должно быть, богатый человек: сколько у него было разных дорогих вещиц!

— А долго он с вами жил? — спросила я опять.
— Да с год. Ну да уж зато памятен мне этот год..наделал он мне хлопот, не тем будь помянут! Ведь есть, этакие люди, у которых на роду написано, что с ними должны случаться разные необыкновенные вещи!
— Необыкновенные? — воскликнула я с видом любопытства, подливая ему чая.
— А вот я  расскажу. Верст шесть от крепости жил один мирной князь. Сынишка его, мальчик лет пятнадцати, повадился к нам ездит: всякий день, бывало, то за тем, то за другим..и уж точно, избаловали мы его с Ким Тэхеном. А уж какой был головорез, проворный на что хочешь..шапку ли поднять на всем скаку, из ружья ли стрелять. Одно было в нем нехорошо...ужасно падок был на деньги. Один раз, для смеха, Тэхен обещался ему дать червонец, если он ему украдет лучшего козла из отцовского стада.И что ж вы думаете? на другую же ночь притащил его за рога. А бывало, мы его вздумаем дразнить, так глаза кровью и нальются, и сейчас тут же за кинжал. «Эй, Чонгук, не сносить тебе головы, — говорил я ему,медленно расказывает Чимин—Раз приезжает сам старый князь звать нас на свадьбу.. он отдавал старшую дочь замуж, а мы были с ним кунаки так нельзя же, знаете, отказаться, хоть он и татарин. Отправились. В ауле множество собак встретило нас громким лаем. Женщины, увидя нас, прятались те, которых мы могли рассмотреть в лицо, были далеко не красавицы. «Я имел гораздо лучшее мнение о черкешенках», — сказал мне тогда Тэхен , «Погодити ты!» — отвечал яй, усмехаясь. У меня было свое на уме.У князя в сакле собралось уже множество народа. У азиатов, знаете, обычай всех встречных и поперечных приглашать на свадьбу. Нас приняли со всеми почестями и повели в кунацкую. Я, однако ж, не позабыл подметить, где поставили наших лошадей, знаете, для непредвидимого случая.
— Как же у них празднуют свадьбу? — спросила я у Пака.
— Да обыкновенно. Сначала мулла прочитает им что-то из Корана, потом дарят молодых и всех их родственников, едят, пьют, потом начинается джигитовка, и всегда один какой-нибудь оборвыш, ломается, паясничает, смешит честную компанию  потом, когда смеркнется, в кунацкой начинается, по-нашему сказать, бал. Бедный старичишка бренчит на трехструнной... забыл, как по-ихнему ну, да вроде нашей балалайки. Девки и молодые ребята становятся в две шеренги одна против другой, хлопают в ладоши и поют. Вот выходит одна девка и один мужчина на середину и начинают говорить друг другу стихи нараспев, что попало, а остальные подхватывают хором. Мы с Кимом сидели на почетном месте, и вот к нему подошла меньшая дочь хозяина, девушка лет шестнадцати, и сказала ему... как бы сказать?.. вроде комплимента.
— А что ж такое она сказала, не помните ли?
— Да, кажется, вот так «Стройны,  наши молодые джигиты и кафтаны на них серебром выложены, а молодой русский(корейский =] )  офицер стройнее их и галуны на нем золотые. Он как тополь между ними только не расти, не цвести ему в нашем саду». Тэхен встал, поклонился ей, приложив руку ко лбу и сердцу, и просил меня отвечать ей, я хорошо знаю по-ихнему и перевел его ответ.Когда она от нас отошла, тогда я шепнул Киму «Ну что, какова?» —
«Прелесть! — ответил  он тогда. — А как ее зовут?» — спросил он в догонку. «Ее зовут Джису», — отвечал я. И точно, она была хороша: высокая, тоненькая, глаза черные, как у горной серны, так и заглядывали нам в душу. Тэхен в задумчивости не сводил с нее глаз, и она частенько исподлобья на него посматривала. Только не один Ким любовался хорошенькой княжной, из угла комнаты на нее смотрели другие два глаза, неподвижные, огненные. Я стал вглядываться и узнал моего старого знакомца Хосока. Он, знаете, был не то, чтоб мирный, не то, чтоб немирный. Подозрений на него было много, хоть он ни в какой шалости не был замечен. Бывало, он приводил к нам в крепость лощадей и продавал дешево, только никогда не торговался: что запросит, давай, — хоть зарежь, не уступит. Говорили про него, что он любит таскаться на Кубань с абреками, и, правду сказать, рожа у него была самая разбойничья  высокий,хитрый взгляд  широкоплечий... А уж ловок-то, ловок-то был, как бес! Бешмет всегда изорванный, в заплатках, а оружие в серебре. А лошадь его славилась в целой Кабарде, — и точно, лучше этой лошади ничего выдумать невозможно. Недаром ему завидовали все наездники и не раз пытались ее украсть, только не удавалось. Как теперь гляжу  лошадь вороная, как смоль, ноги — струнки, и глаза не хуже, чем у Джиму ,а какая сила! скачи хоть на пятьдесят верст; а уж выезжена — как собака бегает за хозяином, голос даже его знала! Бывало, он ее никогда и не привязывает. Уж такая разбойничья лошадь!..В этот вечер Хосок был угрюмее, чем когда-нибудь, и я заметил, что у него под бешметом надета кольчуга. «Недаром на нем эта кольчуга, — подумал я, — уж он, верно, что-нибудь замышляет».Душно стало в сакле, и я вышел на воздух освежиться. Ночь уж ложилась на горы, и туман начинал бродить по ущельям.Мне вздумалось завернуть под навес, где стояли наши лошади, посмотреть, есть ли у них корм, и притом осторожность никогда не мешает: у меня же была лошадь славная, и уж не один кабардинец на нее умильно поглядывал,пробираюсь вдоль забора и вдруг слышу голоса; один голос я тотчас узнал: это был повеса Чонгук, сын нашего хозяинадругой говорил реже и тише. «О чем они тут толкуют? — подумал я, — уж не о моей ли лошадке?» Вот присел я у забора и стал прислушиваться, стараясь не пропустить ни одного слова. Иногда шум песен и говор голосов, вылетая из сакли, заглушали любопытный для меня разговор.— Славная у тебя лошадь! — говорил Чонгук, — если бы я был хозяин в доме и имел табун в триста кобыл, то отдал бы половину за твоего скакуна, Хосок!«А! Хосок!» — подумал я и вспомнил кольчугу.— Да, — отвечал Хосок после некоторого молчания, — в целой Кабарде не найдешь такой. Раз, — это было за Тереком, — я ездил с абреками отбивать русские табуны; нам не посчастливилось, и мы рассыпались кто куда. За мной неслись четыре казака уж я слышал за собою крики и передо мною был густой лес. Прилег я на седло, поручил себе аллаху и в первый раз в жизни оскорбил коня ударом плети. Как птица нырнул конь мой между ветвями острые колючки рвали мою одежду, сухие сучья карагача били меня по лицу. Конь мой прыгал через пни, разрывал кусты грудью. Лучше было бы мне его бросить у опушки и скрыться в лесу пешком, да жаль было с ним расстаться, — и пророк вознаградил меня. Несколько пуль провизжало над моей головою я уж слышал, как спешившиеся казаки бежали по следам... Вдруг передо мною дыра  глубокая; скакун мой призадумался — и прыгнул. Задние его копыта оборвались с противоположного берега, и он повис на передних ногах я бросил поводья и полетел в овраг это спасло моего кон он выскочил. Казаки все это видели, только ни один не спустился меня искать,они, верно, думали, что я убился до смерти, и я слышал, как они бросились ловить моего коня. Сердце мое облилось кровью; пополз я по густой траве вдоль по оврагу, — смотрю лес кончился, несколько казаков выезжают из него на поляну, и вот выскакивает прямо к ним мой "Казбек"; все кинулись за ним с криком ...долго, долго они за ним гонялись, особенно один зараза чуть-чуть не накинул ему на шею веревку, я задрожал, опустил глаза и начал молиться. Через несколько мгновений поднимаю их — и вижу мой Казбек летит, развевая хвост, вольный как ветер, а гяуры далеко один за другим тянутся по степи на измученных конях. Это правда, истинная правда! До поздней ночи я сидел в своем овраге. Вдруг, что ж ты думаешь, Чонгук? во мраке слышу, бегает по берегу оврага конь, фыркает, ржет и бьет копытами о землю; я узнал голос моего Казбека это был он, мой товарищ!.. С тех пор мы не разлучались.И слышно было, как он трепал рукою по гладкой шее своего скакуна, давая ему разные нежные названия.— Если б у меня был табун в тысячу кобыл, — сказал Чонгук, — то отдал бы тебе весь за твоего воего Казбека.
—Не хочу, — отвечал равнодушно Хосок.
— Послушай, Хосок, — говорил, ласкаясь к нему, Чонгук, — ты добрый человек, ты храбрый джигит, а мой отец боится русских и не пускает меня в горы; отдай мне свою лошадь, и я сделаю все, что ты хочешь, украду для тебя у отца лучшую его винтовку или шашку, что только пожелаешь, — а шашка его настоящая гурда приложи лезвием к руке, сама в тело вопьется,а..а кольчуга — такая, как твоя, нипочем.
Хосок молчал.— В первый раз, как я увидел твоего коня, — продолжал Чонгук—когда он под тобой крутился и прыгал, раздувая ноздри, и кремни брызгами летели из-под копыт его, в моей душе сделалось что-то непонятное, и с тех пор все мне опостылело  на лучших скакунов моего отца смотрел я с презрением, стыдно было мне на них показаться, и тоска овладела мной и, тоскуя, просиживал я на утесе целые дни, и ежеминутно мыслям моим являлся вороной скакун твой с своим гладким, прямым, как стрела, хребтом он смотрел мне в глаза своими бойкими глазами, как будто хотел слово вымолвить....Я умру,Хосок, если ты мне не продашь его! — сказал Чонгук дрожащим голосом.Мне послышалось, что он заплакал, а надо вам сказать, что Чонгук был преупрямый мальчишка, и ничем, бывало, у него слез не выбьешь, даже когда он был помоложе.В ответ на его слезы послышалось что-то вроде смеха
.— Послушай! — сказал твердым голосом Чонгук, — видишь, я на все решаюсь. Хочешь, я украду для тебя мою сестру? Как она пляшет! как поет! а вышивает золотом — чудо! Не бывало такой жены и у турецкого падишаха... Хочешь, дождись меня завтра ночью там в ущелье, где бежит поток  я пойду с нею мимо в соседний аул, — и она твоя. Неужели не стоит  Джису твоего скакуна?Долго, долго молчал Хосок наконец вместо ответа он затянул старинную песню вполголоса:
Много красавиц в аулах у нас,
Звезды сияют во мраке их глаз.
Сладко любить их, завидная доля;
Но веселей молодецкая воля.
Золото купит четыре жены,
Конь же лихой не имеет цены:
Он и от вихря в степи не отстанет,
Он не изменит, он не обманет.