Атомы твоей крови (Мертвая Земля)

Глава 1. Голодная (ч1)

Все началось, когда умер Борис Сергеевич.

Он был одним из пяти, кого поймали год назад. Борис Сергеевич был университетским профессором и выглядел соответствующе: борода, очки, пузико, жилет на пуговицах. Наверное, из-за этого мы называли его по имени-отчеству. Есть такие люди, к которым невозможно обращаться на "ты", к ним всегда чувствуешь какой-то пиетет. Он тоже обращался к нам исключительно на "вы".

Борис Сергеевич был удобным. Он считал, что ему повезло, и не стремился бежать.

— Снаружи одна разруха, товарищи. С вами уютней, — говорил он, когда я приносила гречневую кашу или консервы из тунца. — Ухаживаете, кормите. Живу как у Христа за пазухой. А что там? Пустота... пустота.

Всю жизнь этот человек провел в квартире с мамой, пока та не умерла незадолго до войны. Не знаю, как вообще выживал до нас. Выглядел он книжным червем, неспособным самостоятельно даже яичницу приготовить. Мне кажется, он был рад попасть в бункер, потому что совершенно не умел жить сам по себе.

Иногда, когда я забирала его грязные тарелки, он пускался в геополитические рассуждения. Что-то про Америку, которая еще восстанет из пепла и вновь станет "мировым гегемоном", про китайцев, что потихоньку планируют новый удар, и вообще считал, что война не закончилась, а только началась. Время от времени декламировал стихи, по его мнению, точно описывающие то, что случилось с человечеством.

Еще задавал много вопросов. Про то, когда и как мы появились, сколько литров крови в сутки нужно каждому из нас для жизни, с какой скоростью способны передвигаться. Рассуждал, почему появились те или иные мифы о нашем виде, поражался, что в век науки люди так и не узнали о нашем существовании. Демид всегда злился, когда я отвечала на вопросы Бориса Сергеевича. Ему казалось, что тот собирает о нас сведения, чтобы как-то навредить. Просчитать варианты своим супер-мозгом и прикинуть план массового убийства и бегства из бункера. Но я знала: ему просто искренне интересно. Он радовался нам, как биологи радуются открытию нового вида пауков или бактерий. Говорил, что ему исключительно повезло встретиться с такими удивительными созданиями, как мы.

Меня Борис Сергеевич называл "белым ангелом". Спрашивал о том, как мою внешность воспринимали другие люди, как обращение повлияло на мое зрение. Я отвечала скупо. Не люблю обсуждать свою болезнь и вообще человеческую жизнь. Он относился к этому с уважением.

Борис Сергеевич часто просил принести ему книги. Я нашла в безопасной зоне недалеко от бункера маленькую библиотеку и таскала оттуда его любимых советских авторов. Однажды он попросил принести несколько книг по матанализу, в другой раз — учебник по истории философии. Все это было в библиотеках университетов в городе, но фонящие предметы приносить строго запрещали. Книги вбирали слишком много радиоактивной пыли. Приходилось искать какую-нибудь шарагу в окрестностях. 

— Благодарю вас, Любочка, — всегда отвечал он и с нетерпением начинал листать страницы, едва получив книгу из моих рук. Когда я подключала его к системе забора крови, неизменно просил книжку, чтобы "не терять время зря".

Его кровь была отвратительной. Борис Сергеевич был старым, страдал от простатита, изжоги, холестериновых бляшек и кучи других проблем, которые так часто бывают у людей его возраста. Но все же он был человеком и не фонил. Этого достаточно, чтобы мы могли выживать.

Умер он по вине Артемия. В свою смену тот пошел забирать кровь у Бориса Сергеевича, из которого за пару дней уже выжали все соки. Может, ошибка в учете, или Артемий просто сходил с ума от голода и решил по-тихому выпить целый пакет. Так или иначе, Борис Сергеевич не выдержал и умер очень быстро.

Над Артемием устроили суд. Елена настаивала, что его нужно выгнать на солнце. Одним человеком меньше — одним вампиром меньше. Таковы правила. Богдан защищал его. В конце концов, Артемий не сорвался, не накинулся на Бориса Сергеевича, а просто недоглядел за сбором крови. Это не озверение, а небрежность.

— Небрежность еще хуже, — спокойно отвечала Елена. — Любая ошибка может стоить жизни всем нам.

Елена была вампиром меньше нас всех, но каждого обходила по кровожадности. Она могла быть милой, когда хотела. Но ее выдавали поджатые губы, нервно дергающиеся веки, слегка нахмуренные брови. В одну минуту могло показаться, что она твой друг, но с тем же ласковым лицом она окатывала тебя льдом с ног до головы. Елена всегда стояла на своём, могла убедить кого угодно в чем угодно, всегда выигрывала переговоры. Она оставалась настоящим командиром, военной, какой была и до того.

Богдан был другим. Он был вампиром дольше всех нас и тоже был лидером. Совершенно естественным. Ему не нужно было что-то доказывать. Он был из тех, кто смотрит в самую душу. Мы не смели ослушаться Елены, но в бой пошли бы за Богданом.

Они вечно вступали в противоборство, как лед и пламя. Никто не мог задавить другого. Елена брала разумом, Богдан — интуицией. Они спорили странно, почти безэмоционально, как две каменные глыбы. Артемий сидел, склонив голову, и молчал.

Мне хотелось крикнуть: "Почему ты молчишь? Отбивайся! Скажи что-нибудь в свое оправдание!" Но он упирался локтями в колени, запустив руки в темные волосы, и не смотрел ни на них, ни на нас.

В конце концов решили вспомнить, что в бункере у нас демократия, и вынесли вопрос казни Артемия на голосование.