Panic attack

1.

Возраст согласия в Нью-Йорке: 17 лет, поэтому Питеру - 17 лет.

- Карен... Карен, я смогу выбраться отсюда? - Вам лучше не двигаться. Конструкция довольно неустойчивая, и вероятность гибели при её обрушении близка к девяноста пяти процентам. Шумно выдохнув, Питер медленно подтягивает колени к груди и глубоко вдыхает. Спокойно. Ничего страшного не случилось. Да, он оказался в ловушке, но это не повод переживать. Он справится. Он обязательно справится. Нужно только подумать. - Только подумать, - повторяет вслух парень и стискивает зубы, ощущая, как начинают леденеть и неметь кончики пальцев. - Карен... Карен, ты можешь связаться... Хоть с кем-нибудь? - спрашивает парень и ненавидит то, как сводит челюсть при попытке разжать её. - Мы слишком глубоко, и на пути много помех. Я попытаюсь перенаправить сигнал, но для этого потребуется время, - отзывается ИИ, и Питер криво улыбается. - Конечно. Надеюсь на тебя. Ладони покрываются потом. Слюна во рту становится вязкой, как клей, и солёной, как перед тошнотой. Ещё один медленный выдох и такой же вдох. Лёгкий удар затылком о каменный блок и дрожь по телу от шелеста посыпавшейся на плечи бетонной крошки. Питер пытается успокоиться. Пытается взять чувства и эмоции под контроль. Пытается мысленно заговорить сам себя, но не получается, и от этого лишь хуже. Слабый. Какой же он слабый. Жалкий и никчёмный. Просто тряпка. Раз за разом Питер крутит это у себя в голове, надеясь на всплеск эмоций, который поможет ему не отключиться от реальности, но ничего не получается, и от этого лишь становится страшнее. Перед глазами начинают летать цветные мушки. В ушах постепенно нарастает гул, и собственное дыхание слышится, как человеческий голос сквозь толщу воды. Питер на самом деле думал, что научился контролировать свои панические атаки. После истории со Стервятником, когда его завалило бетонными блоками и опорами, замкнутое пространство стало нервировать, и парень не сразу, но осознал, что от лифтов, узких коридоров и захламлённых помещений стоит держаться подальше во избежание неприятных приступов, приближение которых он чувствовал интуитивно и всячески пытался предотвратить. Обретённая после укуса паука сила здорово помогала. Просторные крыши под открытым небом, падение вниз с огромных высот в потоке холодного воздуха и способность выбраться откуда угодно даже по потолку успокаивали нервы и дарили облегчение. Питер верил, что если будет осторожен и внимателен, то больше никогда не попадётся в ловушку, из которой невозможно будет найти выход. Верил, что простое самоубеждение поможет отрезвить разум и преодолеть панику, если что-то пойдёт не так. Вот только его организм так не считал, как оказалось, и наглядно доказывает это парню прямо сейчас. - Карен, - на выдохе просит Питер и задирает маску с лица, открывая губы и нос, жадно глотая спёртый пропахший сырым бетоном воздух. - Карен, говори со мной. О чём угодно. Хоть о квантовой физике, хоть о том, какой я безалаберный. О чём угодно, только... Карен замечательная. Карен самая лучшая, потому что начинает говорить, даже не дослушав. Её голос, чёткий и достаточно громкий, пробивается сквозь толщу несуществующей воды в ушах, не позволяя погрузиться в этот гул окончательно. Питер знает, что в ИИ заложены программные коды, благодаря которым она может выражать интонацией улыбку или волнение, или даже недовольство, однако сейчас голос звучит безэмоционально, и это то, что нужно парню. Как когда во время эвакуации из крупного торгового центра, полного коридоров, переходов и лестниц, диктор чётким громким голосом объясняет, куда идти, чтобы спасти свои шкуры, так и Карен столь же чётко и без лишних эмоций начинает рассказывать ему про какую-то научную работу Эйнштейна. Попытки вслушаться в её рассказ и разобраться хотя бы в половине терминологии здорово отвлекают, и Питер уже невольно начинает праздновать победу над приступом, как один из блоков над головой со скрежетом сползает на полметра вниз. - ... Постарайся... Питер... Показатели... Тебе нужно... Голос Карен слышится обрывками, а после и вовсе пропадает. Вернувшийся гул в ушах отрубает Питера от действительности, и всё, что может парень, это смотреть огромными глазами на блок, который медленно сползает ещё чуть ниже и останавливается. Сердце в этот момент едва не пропускает удар, и Питер в ужасе вскидывает голову, понимая, что крошечный кусочек неба где-то там, наверху, исчез. Наверное, приехавшие на место взрыва спасательные бригады начали разбирать завалы. Утечка газа и последовавший за этим взрыв наверняка принесли значительный ущерб. Питер вообще-то мимо пролетал и не собирался встревать в очередные неприятности. Повязав нескольких мелких воришек и оставив их перед дверьми полицейского участка, он уже домой направлялся, когда увидел яркую вспышку и услышал грохот вдалеке. Бригаду рабочих, пострадавших от взрыва, он вытащил и попросил Карен вызвать специалистов необходимых служб, но так как никто не приходил в сознание, парень понятия не имел, работал ли кто-то на глубине. Это было чертовски опасно и неразумно, но Питер полез проверять, спускаясь всё ниже, и вот чем это закончилось. Опорная конструкция, покорёженная взрывом, не выдержала, и теперь он сидит глубоко внизу под десятками обломков, которые сдерживают вес балок над собой, грозящихся вот-вот обрушиться ему на голову. До этого Питер утешал себя мыслью о том, что видит крошечный кусочек неба, а это значит, что не всё потеряно. Но теперь он в кромешной темноте, в которой видит лишь благодаря маске на лице и улучшившемуся после укуса паука зрению, и, что ещё хуже, даже намёка на свободу где-то там, над головой, больше нет. «Не смей паниковать», - только и успевает подумать Питер перед тем, как на него наваливается паника. Никакие жалкие доводы разума больше не спасают. Шум в ушах не проходит, лишь усиливается, и Питер больше не надеется на Карен, которая наверняка пытается дозваться его, при этом работая ещё и с попыткой перенастроить сигнал. А получится ли? Это и так было сложно, а теперь их окончательно завалило. Что, если Карен не сможет ни с кем связаться? Что, если никто не придёт Питеру на помощь? Руки под тканью костюма покрываются липким ледяным потом. Питер теснее прижимает колени к груди и нервно криво улыбается, понимая, как жалки его надежды на выживание. Даже если он станет совсем крошечным, это не поможет. Над его головой слишком много бетона, и если тот рухнет вниз, Питера ничто не спасёт. Как бы парень не убеждал себя, что выбрался из-под завала после битвы со Стервятником, сейчас всё иначе. Это не обвалившаяся крыша, выше которой только небо. Это груда обломков, над которой ещё одна такая груда, и ещё, и ещё. Даже если Питер сможет взять себя в руки и направить все свои силы, чтобы подпереть бетон самим собой и удерживать его, насколько его хватит? На десять минут? На пятнадцать? Сколько он сможет удерживать такой огромный вес, который будет только расти? Как скоро его прижмёт к земле? Как скоро он почувствует боль от давления? Как скоро... «Питер, милый. Обещай, что будешь осторожен. Я знаю, что остановить тебя у меня не получится, но помни о том, что у меня остался только ты. Пожалуйста, береги себя», - звучит в голове голос Мэй. Сердце неприятно больно колет, и Питер хватается за грудь, встряхивая головой и понимая, что свободного пространства вокруг становится всё меньше из-за постепенно оседающих обломков и опор, что цепко отслеживает его улучшенное зрение. Питер видит каждый сдвиг вокруг даже на крошечный миллиметр, а голос взволнованной его геройством Мэй всё звучит и звучит в голове. Воздуха будто становится ещё меньше. Он кажется душащим, вязким маревом, пыльной завесой плавающим вокруг. Чувство страха внутри лишь разрастается. Питер всё продолжает попытки отвлечься и взять себя в руки, убедить в том, что он выберется, как выбирался уже не раз, потому что где-то там Мэй ждёт его на поздний ужин после своего дежурства, но ничего не помогает. Один из обломков с грохотом проседает вниз ещё на полметра. Питер в ужасе вжимается в опорный столб за спиной и судорожно натягивает маску на лицо. - Карен, - сипит он, совершенно не слыша ничего кроме грохота и скрежета, и шороха как в замедленной съёмке оседающих вокруг обломков. - Карен, включи фильтрацию воздуха. Может, Карен услышала его и выполнила команду. Может, костюм работал на последнем издыхании, и ИИ уже давно отключилась, оставив его в одиночестве. Питер не знает. Он совершенно не чувствует разницы. Воздух всё такой же тяжёлый и вязкий, удушающий. Даже уверенность в целостности костюма, ведь парень успел сгруппироваться при падении и моментально найти самое безопасное место для укрытия, больше не является стопроцентной. Может, он повредил при падении какой-нибудь чип в рукаве, и система начала медленно отключаться, а Питер этого даже не понял, не заметил, не почувствовал. Он не знает. Не знает, что с костюмом. Не знает, слышит ли его Карен и пытается ли связаться с кем-то. Не знает, это бригада спасателей наверху начинает ворошить завал, из-за чего на Питера вот-вот обрушатся тонны бетона, или это сами обломки стены и опорных столбов проседают под собственным весом. Не знает, сколько у него времени до того, как его просто раздавит. Но не это подстёгивает волну страха и паники, нет. Гораздо больше на Питера влияет как раз-таки знание. Знание того, что блоки продолжают подбираться к нему, постепенно опускаясь всё ниже. Знание того, что скоро они начнут придавливать его к земле. Знание того, что его раздавливание будет таким же медленным и мучительным, как и проседание опор. Знание того, что Питера ждёт самая долгая и мучительная смерть благодаря растянутому времени и ускоренной регенерации. «А если бы кто-то умер? Виноват в этом был бы только ты. А если бы погиб ты? Виноват был бы я. А мне это не нужно», - прорывается сквозь шум в ушах знакомый до последнего изменения интонации голос. Питер на мгновение замирает и перестаёт дышать, а после впивается пальцами в колени с такой силой, что кости прошивает болью. Боль в груди усиливается. Сердце колотится как сумасшедшее, и Питеру кажется, его тело сотрясается от того, с какой силой оно бьётся в грудной клетке, пытаясь проломить рёбра. Это больно и на самом деле страшно. Намного страшнее подбирающихся всё ближе обломков. Питеру кажется, его зрачок фокусируется так сильно, что в опущенных веках видны крошечные прозрачно-красные сосуды. Грохот сердца заглушает шум в ушах, и парню кажется, что скоро вибрации наберут такую силу, что начнут передаваться груде бетона вокруг, и его кончина начнёт приближаться со скоростью хорошо разогнавшегося поезда. Голова начинает кружиться. Распахнув глаза, Питер смотрит на балки вокруг и ощущает, как тошнота подступает к горлу. Мысли начинают путаться. После подкинутого памятью давнего разговора с Тони Питер только решил встряхнуться и собраться, проанализировать обстановку ещё раз и попытаться всё-таки проскользнуть между балками и выбраться наверх, но силы оставляют его так же быстро, как и появились. На глазах выступают слёзы, и парень клянёт себя за слабость, а после за мысли о том, что его всё равно никто не увидит, а по кровавому месиву из костей и мяса, которое когда-нибудь найдут под завалом, никто не сможет сделать выводы, рыдал он перед смертью или нет. - Карен, - едва слышно сипит он, подавляя всхлипы. - Карен, если ты меня ещё слышишь... Если ты уцелеешь... Скажи... Передай тёте Мэй, что я... Что я очень виноват перед ней. И что мне... Что мне было очень стыдно перед смертью, потому что я подвёл её... Потому что я... Потому что я оставил её... Она... Тётя ведь просила меня быть осторожнее, а я не слушал... И мистер Старк... Он предупреждал... Он говорил, что я ещё не готов. Что я ещё слишком неподготовлен, чтобы связываться с кем-то пострашнее котят, а я... Мне так жаль, Карен. Скажи ему... Скажи мистеру Старку, что это не его вина... Что... Что я сам виноват, потому что был слишком самонадеянным... Скажи... Если ты меня слышишь... Хотя бы запиши для него сообщение, что я... Что мне очень жаль... И что я его очень сильно люблю... Осознание, что Карен может и не слышать, что она никогда не передаст его последние слова двум самым дорогим для него людям, накрывает новой волной, и Питер буквально захлёбывается своими же рыданиями. Грудную клетку распирает, в ушах с новой силой нарастает гул, и сквозь него чудится тонкое визгливое пищание, как будто где-то совсем рядом летает комар. Питер хочет стянуть мешающую маску, от которой никакого толку, но руки неожиданно не слушаются. Парень в ужасе смотрит на свои дрожащие ладони и понимает, что почти не ощущает их. Боль в груди и нехватка воздуха ощущаются так же остро, как и сотрясающее тело биение заполошного сердца, а руки будто занемевшие, ватные, безвольные, и Питер затуманенным сознанием никак не может сопоставить их почти полную неощутимость и видную глазу дрожь пальцев, слабо скребущих бетонную плиту, на которой он сидит. Ему больно, страшно и стыдно, и слёзы всё продолжают бежать по щекам, но Питер не может ничего. Совсем ничего. Он не слышит, постепенно перестаёт что-то различать за летающими перед глазами цветными кругами и даже не ощущает вкус крови из прокушенной в отчаянии губы. Никогда ещё он не чувствовал себя таким слабым, жалким и никчёмным. Даже под обломками после подлой выходки Стервятника Питер готов был бороться до конца, преодолевать себя, если то потребуется, и прыгать выше головы. Да, он испугался и был в ужасе от того, что не мог выбраться, но слова Старка, всплывшие в памяти, придали ему сил. Питер хотел доказать, что не слабый и не жалкий. Что и без костюма он может постоять за себя и за жителей города. Что он не просто какой-то одержимый Железным Человеком и Мстителями сопляк, бездумно бросающийся в пекло. И он сделал это. Выбрался из завала, сразился со Стервятником, отстоял полный опасного хлама самолёт, за который головой отвечал Хэппи, проигнорировавший все предупреждения Неда, и утёр всем вокруг нос. Да так утёр, что Старк лично перед ним извинился, смастерил крутой костюм и пригласил в команду. А Питер отказался. Отказался, потому что осознал, что не готов пока к такой огромной ответственности. Не готов справляться с действительно сильными противниками. Не готов вот так бездумно рисковать своей жизнью. Парень не считал это глупостью, отказом от мечты или жалкой попыткой задрать нос. Нет, он принял осознанное взвешенное взрослое решение, и гордый взгляд Старка, явно не ожидавшего такого ответа, но надеявшегося на него, навсегда отпечатался в памяти. - Мистер Старк... Задушенный бездумный шёпот рвётся с искусанных губ и почти теряется в грохоте просевшей ещё сильнее балки над головой. Сидеть прямо больше не представляется возможным, и Питер с трудом, но собирает своё тело в единое целое и сползает слабой дрожащей массой ниже, прижимаясь к опорному покрытому трещинами столбу спиной и сворачиваясь в позу эмбриона. Сознание как будто делится на части, одна из которых заходится в истерии, терзаемая панической атакой, разрывающей сознание на части фантомной болью и свистом в ушах, нехваткой воздуха и колотящимся одновременно в горле, грудной клетке и где-то в кишках сердцем, а вторая наполняется голову воспоминаниями, ни одно из которых не обходится без Старка. Их первая встреча и неловкое, полное волнения: «Эй, я... Я... Я... Я Питер» и лёгкое «Тони» в ответ. Их разговор наедине и вопрос Старка о том, почему Питер начал геройствовать. Их поездка в Германию и бой с Капитаном Америкой и его командой. Приготовленный для Питера костюм, знатно помогший ему в выслеживании Стервятника, и тяжёлый разговор после случая с паромом. Личная встреча после поимки преступника и полученное признание. Собственный отказ вступить в ряды Мстителей и якобы случайная встреча спустя месяц на крыше высотки неподалёку от «Burger King», когда Старк в костюме Железного Человека появился из ниоткуда, приземлился перед ошарашенным подростком, заявил, что голоден, и нагло стащил его чизбургер. Неожиданное приглашение на настоящую стажировку и назначенные на каждые выходные встречи в Башне Старка, где мужчина обучал его, тренировал, создавал для него крутые примочки, а вскоре начал впускать в свою мастерскую и приоткрывать собственную душу. Разговоры обо всём на свете, тёплые взгляды, ерошащая кудри тяжёлая тёплая ладонь. Постепенное сближение и резкое осознание собственных чувств. Попытки спрятать волнение в присутствии Старка и судорожные обдумывания ситуации. Питер не знал, что ему делать, и так бы и мучался, если бы не Старк. Конечно, мужчина заметил все его взгляды и осторожные попытки подобраться поближе в желании получить ещё больше внимания. Конечно, он сразу сказал, что ничего между ними быть не может, потому что Питер для него совсем ребёнок, у них приличная разница в возрасте, у Тони вообще-то есть его ненаглядная Пеппер, пусть они и разошлись. Список причин был почти бесконечным, и на всё это Питер только кивал головой и смотрел виновато, будто его чувства какая-то зараза или вышедшее из-под контроля оружие массового поражения. А после как-то так вышло, что прошло ещё несколько месяцев, и Старк первым не выдержал присутствия продолжившего ластиться щенком подростка. Первый поцелуй отпечатался в памяти теплом ладоней на щеках, запахом машинного масла и ощущением взорвавшейся в груди хлопушки, усыпавшей внутренности конфетти. А после оказалось, что никакой Пеппер уже и в помине нет, а Тони увяз в Питере едва ли не раньше, чем сам мальчишка увяз в нём. И ведь всё это случилось всего две недели назад. - Так и не успел сказать... - обессилено шепчет Питер и совсем не слышит своего голоса. - Так и не успел признаться... Сквозь гул в ушах постепенно начинает прорезаться грохот, и Питер изо всех сил жмурится и ещё сильнее сжимается в клубок. Он не знает, терзает паническая атака его разум или пошла на спад, но все ощущения в любом случае перекрывает осознание, что это конец. Этот грохот наверху наверняка от начавших обрушаться обломков. Минуты не пройдёт, как всё это свалится на него и начнёт давить, давить, давить. Питеру повезёт, если какой-нибудь обломок упадёт на голову и вырубит его или убьёт сразу, попав в висок. Повезёт, если он не будет чувствовать жуткую боль из-за ломаемых костей и попыток организма восстановить их. А может, ещё до того, как вся эта груда рухнет на него, Питер задохнётся. Он уже задыхается. Воздуха не хватает, лёгкие по ощущениям сжались, как шарики с выкаченным гелием, и Питер тонко едва слышно скулит, царапая начинающую гореть грудную клетку. Вдохнуть никак не получается. Кажется, что воздух действительно застыл, и его надо черпать ложкой, пропихивать в горло. А потом на коже ощущаются холодные брызги, и сердце пропускает удар. Вода. На его коже вода. А где его маска? Когда он успел её снять? И почему вода? Где-то прорвало ещё одну трубу? Это из-за взрыва? Его каменную ловушку заливает? Грудь от очередного удара сердца прошивает такая боль, что Питер дёргается всем телом. Лязг металла и навалившаяся сверху тяжесть действуют неожиданным активатором, и он начинает метаться. Ни видя ничего и не слыша, лишь чувствуя то наваливающуюся тяжесть, то пропадающую, и ощущая влагу на лице, он дёргается, и извивается, и отбивается непонятно от чего. Остатки разума вопят о том, что нужно собраться и замереть, ведь от малейшего движения до этого на него сыпалась бетонная крошка, и парень сам приближает собственную смерть, разнося всё вокруг, но животный ужас заполняет сознание, и Питер ничего не может с собой поделать. Как раненый, загнанный в угол зверь, он мечется, не желая сдаваться. К чёрту обломки. К чёрту воду. К чёрту панику. Он разнесёт здесь всё, но выберется, даже если придётся собственноручно переломать себе все кости, чтобы выползти наружу из какой-нибудь щели. Он не может умереть. Не может. Не когда тётя Мэй ждёт его на ужин. Не когда Тони Старк наконец-то поддался ему и так нежно и сладко целовал, давая надежду если не на отношения на всю жизнь, то хотя бы на попытку их построить. Не может! Вот только силы в какой-то момент вновь покидают его. Влага с лица исчезает, а в нос вдруг забивается знакомый запах. Питер не понимает, что может так пахнуть, пока воображение не рисует знакомые до всех оттенков потемнения радужки тёмно-карие глаза. За ними вырисовывается всё лицо и тело человека, в котором Питер узнаёт Старка, и из груди рвётся истеричный смешок. Умирать, ощущая запах одеколона мужчины. Хорошая шутка, госпожа Судьба. Что может быть прекраснее и ужаснее одновременно, чем напоминание о человеке, который не раз и не два предупреждал Питера, чем закончатся его бездумные вылазки? Который не уставал повторять, что однажды удача от Питера отвернётся, и тот попомнит его слова? И вот Питер в каменной ловушке, из которой нет выхода, и в которой он не то будет раздавлен, не то захлебнётся, а Старк где-то там занимается своими делами и даже ничего не знает, ведь Карен, вероятно, сломалась. Найдёт ли он его раздавленное под завалами тело? Сможет ли отследить по хотя бы одному-единственному уцелевшему маячку? Или Питера объявят без вести пропавшим, и никто никогда не узнает, как именно он погиб? - Простите... Мистер Старк... Простите... - едва слышно шепчет Питер, чувствуя подступающую со всех сторон темноту и одолевающую слабость. Ему чудится едва слышимый зовущий его откуда-то издалека голос Карен. Чудится ставший более громким лязг железа. Наверное, балки уже летят к нему на полной скорости, и какой-нибудь огромный ржавый штырь вот-вот проткнёт его насквозь, навсегда пригвождая к земле. Время будто замедляется, и кажется, что всё вокруг движется, плывёт. На сотрясаемом неконтролируемой дрожью ледяном теле ощущается вдруг едва уловимое тепло. Знакомый до последней нотки терпкий аромат одеколона Старка становится более явным, как и запах машинного масла, разогретого железа и бетонной пыли. Питеру чудится негромкий низкий голос. Чудится взволнованно -ласковое «держись, Паучок» и поцелуй на лбу, одновременно тёплый, нежный и колкий из-за щетины. «Может, умереть так и неплохо», - думает Питер, проваливаясь в беспамятство. - «Может, я всё-таки заслужил, чтобы вот так: без боли».