Голоса в голове

Эти звуки сводят меня с ума. Они преследуют меня постоянно, где бы я ни был, что бы ни делал. И я чувствую, что поддаюсь их влиянию, не могу – и не хочу – им противиться.

Впервые я услышал их ещё весной. Тогда, измождённый рутинным существованием, я ощущал полнейший упадок сил. Мрачный и уставший, отстранившись от друзей и знакомых, я часами читал книги. Полки моего книжного шкафа были заставлены мистикой, научной фантастикой, эзотерикой, ужасами, биографиями великих людей и учебниками по фундаментальным дисциплинам. Убегая от одной реальности, я спешно и непоследовательно создавал другую, в которой таинственным образом переплетались научные достижения человечества и мистические изыскания волшебников, точные науки и каббалистические учения. Бессонные ночи не пропали даром: они принесли мне облегчение и потешили моё воображение. Однако плата за столь щедрый дар оказалась высока. Точно не помню когда (кажется, в последних числах мая) в моих ушах вдруг зазвучал тоненький голосок, писклявый визг, идущий из глубин сознания. Я старался отвлекаться и не обращать на него внимания и на несколько недель возобновил свою обычную жизнь, полную ночных чтений и дневного сна.

Летом, когда я отдыхал за городом вместе с друзьями, в моём состоянии произошли перемены. В умиротворяющей ночной тишине, лёжа в кровати на втором этаже старого коттеджа, арендованного на пару дней, я расслышал журчание реки и пение птиц. Я встал и направился к окну, но внезапно вспомнил, что поблизости нет ни реки, ни пруда. Такой ясный и чёткий звук мог быть результатом затопления пространства вокруг дома речной водой из труб. Опасаясь, что так и произошло, я осторожно прокрался по скрипучему полу мимо спящих друзей и взглянул в окно, выходящее на север. В безлунную ночь сад выглядел мрачно: кривые силуэты трав и диких кустарников, скрюченные кисти деревьев. Стало ясно, что никакого потопа не было. Вместе с тем, напряжённо всматриваясь в ночную тьму, я продолжал слышать журчание реки и пение птиц. Решив, что просто переутомился, я снова лёг в кровать и вскоре заснул.

Весь следующий день я был погружён в звуки города: смех, разговоры и крики друзей за завтраком, поездка домой в старом, дребезжащем автобусе под несмолкающий гомон пассажиров, шум улиц, забитых людьми. Невыносимая какофония вызвала приступ головокружения и тошноты, глаза резали яркие солнечные лучи.

Добравшись до знакомой многоэтажки, я очутился в спасительной прохладе темного подъезда. Стойкие панельные стены охраняли меня от враждебного мира. Вызвав лифт, я нажал на кнопку седьмого этажа и устремился вверх под утробные звуки шахты. Поднимающаяся и опускающаяся металлическая коробка напоминала челюсти наяд. Обрезиненные края на створках смотрелись крайне нелепо, словно капа в клыкастой пасти вампира. Каждый раз, когда двери лифта раскрывались передо мной, приглашая войти, я опасался подвоха. Мне казалось, что когда-нибудь эти двери избавятся от чёрной резины и выпустят свои металлические клыки.

Лестничная клетка не освещалась ничем, кроме слабых солнечных лучей, с трудом пробивавшихся сквозь потускневшее окно. Этажом ниже послышались стуки по стене. Вполне определённо это был тот ненормальный, что каждый день занимался ремонтом, дробя в порошок внутренности дома. Однажды я был готов спуститься к нему и высказать всё, что я о нём думаю, но шум вскоре затих, и я передумал. Теперь мне казалось, что шум снизу не так уж страшен; он намного лучше гипотетического шума сверху, который был для меня невыносим. Возникни он в ту же секунду, и я бы немедленно сошёл с ума.

Занявшись рутинными делами, я отвлёкся и совершенно позабыл о ночном происшествии, пока не лёг спать и не услышал вновь странные звуки: тонкое, визгливое пение птиц, шелест листьев в тропическом лесу, назойливое жужжание насекомых. Эти звуки терзали меня до четырёх часов утра, пока я не устал настолько, что крепко заснул.