Гермиона Грейнждер и Предубеждения Малфоя

Часть 5.3/Пятый год обучения

***

Неделя.

Уже неделю Гермиона избегала любых оттенков зелёного на одеждах учеников.

Рутина казалось всепоглощающей и безынтересной. Учеба не приносила прежнего восторга, девушка начала сомневаться в своей мотивации. Обязанности старосты и прилежной ученицы добивали ее по очереди, постепенно превращая ее в бездушный конвейер домашней работы.

Чертов Малфой. Чертов Слизеринский слизняк!

Раздражение и злость сменялись апатией и негодованием, которые, в свою очередь, опять вызывали раздражение. Гермиона застряла в этом бесконечном кругу паршивого настроения. Почему ее так сильно задели эти слова? Когда мнение Малфоя стало для неё важным? В чем причина ее апатии?

Она не знала.

Все, на что был способен ее мозг - безостановочно воспроизводить ту сцену с Малфоем.

Выражение лица слизеринца отпечаталось в памяти, каждая мимическая морщинка которого указывала на неподдельную ненависть. Настолько густую и явную, что ее можно было потрогать руками. Мерзкую до такой степени, что хочется просто принять ее, бессильно согнуться перед этим уродством, только бы не ощущать ее липкое присутствие в воздухе. Не зная она его, точно бы заявила, что у такого человека не может быть души.

Точно.

Но несостыковка была в том, что Гермиона была уверена (раньше, по крайней мере) в неоднозначности Малфоя и его натуры. Что никогда больше не сможет вернуться к утверждению, что он только лишь бестолковый задира с манией величия.

Конечно он бестолковый, и задира, и с неограниченной манией величия...

Но не только же это?

За показушной самоуверенностью и мерзким желанием издеваться над всем, что движется Гермиона могла поклясться, что разглядела в парне нечто иное. Она даже считала себя в какой-то степени привилегированной, ибо мысль о том, что именно ей удалось обнаружить эту сторону Малфоя, в какой-то степени льстили ее сообразительности. Она гордилась тем, что смогла разгадать загадку по имени «Малфой», как в глупой сказке про девушку и чудовище...

Теперь же девушка сомневается, не пыталась ли она разглядеть то, чего нет.

Не приснилось ли ей все то, что было в странной Малфоевской комнате, не видела ли она только то, что хотела видеть? Не переоценила ли она саму себя и не надумала ли лишнего из ничего? Может быть, находясь в некой эйфории она сама придумала Слизеринцу какую-то роль, наделила его качествами ему не присущими, и начала играть какой-то свой спектакль? В таком случае, виновата была она сама.