Ханахаки. Дилюк/Кейя

Ханахаки

Одинокую сырую тишину тесной комнатки пронзает тягучий, мокрый и отталкивающий кашель из смеси нарциссизма своего и чужого. Кейя болезненно улыбается, разглядывая размазанные по ладони белые лепестки в густой и неприятной багровой жидкости.

                                     ***

Кейя всегда считал, что ханахаки никогда не затронет его. Что сложного в признании? Он считал, что если влюбится, то не будет тянуть и признается, в надежде, что чувства взаимны. Возможно, его отошьют, но он тогда не будет страдать от своих чувств и будет знать, что нужно двигаться дальше.

И как же рыцарь был удивлен, когда вместо обычной мокроты, обычно начинающейся при кашле, на пальцах оставалась кровь, а потом и цветы сесилии. Сначала это были лишь  листочки, но со временем стали появляться и целые бутоны. Мужчина чувствовал, как внутри него, легкие обвивают и душат прекрасные, но столь болезненные цветы.

Рыцарь собирается терпеть до последнего, но выходит ровно наоборот. Выходит приступ посреди боя, накатывающее волной, сбивающее с ног удушье и целый ком лепестков встаёт  поперек горла давящей распирающей болью. Кашель продирает нутро, и Кейя, отвлекшись, ловит в плечо когти  Митачурла. Не самая страшная его рана. Бывало и хуже.

К тому моменту, когда товарищи–рыцари приносят его к Альбедо, которого не оказывается на месте, Кейю начинает лихорадить. Бросать в жар, в холодный пот. Мир крутится перед глазами. Сахароза щёлкает пальцами перед его лицом, что-то спрашивает, а Кейя не может ответить. У него рот забит цветами и кровью.

От Сахарозы ничего не скроешь. Она сразу смекает в чем дело, и неожиданно сильными руками буквально вынуждает Кейю открыть рот и выплюнуть лепестки. Сахароза ничего не говорит, лишь с присущей ей невозмутимостью заставляет Кейю выпить зелье. Боль в плече пропадает и накатывает какая-то дремота и усталость. Рыцарь закрывает глаза и, наверное впервые за несколько дней, засыпает.

Утром Кейю будит ругань за окном, слава Архонтам, что не птички, такого издевательства он бы не вынес — Мондштадт вновь бодрствует.
Мужчина облизывает сухие губы и чувствует привкус крови и горечи от зелья. Он морщится и бросает это дело, вытирая губы грязным рукавом, некогда белой —теперь уже бордовой от крови, рубашки. Голова трещит, и от резких поворотов перед глазами плывет, вдобавок плечо ноет. Давненько его так не трепали. Мужчина сухо улыбается, уже без той своей искорки, которая пленила большинство его бывших женщин, и аккуратно приподнимаясь на локтях, принимает сидячее положение. Тут его взгляд натыкается на мирно спящую в бардовом, кто бы знал, как Кейя стал ненавидеть этот цвет, кресле Сахарозу. Она лениво открывает глаза, услышав шум и шорох, исходящие от кровати, и быстро подрывается на ноги. Алхимк кивает на прикроватную тумбочку, где стоит вода и спрашивает:

— Кто?

Кейя пожимает плечами, понимая, что скрывать нечего и коротко и ясно отвечает:

— Дилюк