Подставив чашу к губам Войны, он хладнокровно, вложив все свое презрение и удовольствие от сложившейся ситуации, заявляет:
— Пей.
Арес не может сказать ему ничего, – рука на челюсти и кубок у рта не позволяют ему, – поэтому он вновь сжимает губы в протест богу удовольствий. Дионис смещает большой палец на угол челюсти, сильнее надавливая; боль напоминает судорогу, пронзившую правую половину лица. Скула, зубы, губы, щека – заболело все разом.
— Я сказал: пей, — в голосе Диониса холодом не просто веет, – он ощущается буквально, в разрез с его теплыми пальцами и горячим дыханием на коже Войны.
Арес пытается стерпеть, но у него не получается – челюсть разжимается самостоятельно. Он быстро сжимает зубы вновь, превозмогая боль в мышцах. Дионис преподносит чашу к самым губам; металл обжигает прохладой, а лицо сводит очередной судорогой.
— Открой рот, — командует мужчина, нетерпеливо наклоняя сосуд.
Длинные, сильные пальцы смещаются по его лицу, ища новые точки давления. Боль почти невыносима, бог кровавой войны шипит сквозь костяной забор, не чувствуя нижней части лица, и вдруг она становится совсем нестерпимой. Простонав от боли, он невольно разжимает зубы, проиграв в этой борьбе. Он жмурится, чувствуя, как тут же в рот вливается нектар, как стекают по подбородку и шее пролитые дорожки, как он задыхается. Горло болезненно, неприятно сводит от напряжения; глотать Арес не собирается. Кто угодно, но только не он, будет плясать под его сирингу*.
Дионис резко ослабил хватку, провоцируя божество войны сглотнуть. Мышцы резко расслабляются, рот несколько закрывается. От приторного сладкого нектара во рту тошнит. Он стекает с губ, оставляя мерзкий липкий след на коже. Арес чувствует, как глотку раздирает от большого количества жидкости во рту. Не выдержав давления, он непроизвольно глотает, и тут же заходится кашлем. В глазах все плывет, и он не различает ни границ потолка, ни того, насколько он высоко.
— Хороший мальчик, — слышит воин где-то рядом довольный, медовый голос.
