Пока я пишу свои строки, где то далеко очертания пирса сливаются с цинковыми волнами и исчезают в Адриатической заиндевевшей глубине, которая является лишь дном той долины, в которой исповедуют пьяные сны и отсутвие счастья не монаху, а продрогшей утренней люцерне, покрытой неббией и светом мятных звезд, от чего она колышется в вишневом свете, отвечая звездам своей терракотовой нежностью цветка.