4 глава

1.5K 89 1
                                    

Именно поэтому сейчас он выглядит не лучшим образом: на голове беспорядок, одежда вся смятая, а под глазами синяки от недосыпа.
      Но Юнги не мог себя убить. Наказывать - сколько угодно, но не убить, так как на нём теперь лежала огромная ответственность в виде маленького, ни в чём неповинного мальчика, перед которым Юнги был бесконечно виноват.
      Альфа вновь сжимает кусочек ткани в руке, будто отрезвляя себя. В доме он отчётливо может уловить запах полевых цветов, и от осознания, что этот запах ему всё ещё безумно нравится, хотелось выть.
      Их нашли под утро.
      Когда сцепка кончилась, Юнги только раскрыл глаза и начал осознавать весь ужас того, что натворил; ворвались стражники, его вытолкали за дверь, буквально голым, только после кидая одежду. За стражниками забежал немолодой омега, видимо, папа мальчика, весь в слезах.
      А Юнги... Он даже ничего ни сказал, не успел. Даже не извинился.
      Почти сразу на первом этаже он встретил альфу Пака. В тот момент Юнги готов был положить себя ему под ноги, чтобы тот делал с ним всё, что пожелает.
      Но Пак лишь хмурил свои уже седоватые густые брови и молчал. А потом, даже не смотря на Юнги, произнёс:
- Тебе здесь больше не рады.
И Юнги ушёл, так как просто не имел другого выхода.
      В своём поместье он оказался под вечер, весь потрёпанный, всем своим видом выражая траур.
У него служила старая омега, что была главной прислугой в большом доме Мина, а также нянчила его в детстве, оттого считалась семьёй. И как только они оказались одни в комнате, он бросился ей в ноги и начал плакать, утыкаясь носом в фартук, как делал ребёнком.
Та растерялась, испугалась за своего господина, и даже предположить не могла, что же могло случиться. Из-за чего взрослый мужчина так себя вел перед ней?..
      Юнги не рассказал. Не смог. И считал, что не смеет рассказывать о чём-либо, касающееся не только его, но и омегу.
      Чуть ли ни на следующий день Юнги отправил письмо в поместье Пак с просьбой принять его. Он обязан был извиниться и, как бы не было тяжело, взглянуть на мальчика, выслушать от него всё, что тот хотел бы сказать.
      А вдруг он ничего не скажет? Вдруг, он вообще говорить перестанет из-за случившегося?
      Вдруг, он наложит на себя руки?
      Юнги в панике стал писать чаще, по несколько писем в день, в разное время. Лишь бы его приняли. В памяти его отчетливо жили воспоминания молодого, хрупкого юноши, которого так хотелось защитить, оградить от всех пакостей этого мира, ведь Юнги чувствовал себя в ответе за него. Затем он предпринял новую попытку что-либо изменить: стал приезжать и стоять около ворот чужого

Грубо и жестоко - Трепетно и нежноМесто, где живут истории. Откройте их для себя