Когда мандраж от случившегося схлынул, то его место заняла уже привычная неловкость, потому что адреналин больше не шкалит в крови и не заставляет творить безумства, зато смущение тут как тут.
Да, они хотели поговорить - им обоим это крайне нужно и важно, но вот сейчас Галф сидит рядом с парнем на диване в его квартире, которая была свидетельницей стольких событий, и не знает, с чего начать. Потому что нужно сказать так много, а он боится ошибиться и сделать что-то не так.
Например, снова задеть болевую точку - пусть даже не нарочно.
Поэтому молчит как полный придурок и только с волнением мнет собственные джинсы потными пальцами. Пока его руку не берет в плен другая: большая, сильная, уверенная, которая переплетает их пальцы и заставляет поднять голову вверх.
- Давай я начну?
Галф кивает. Он и правда очень благодарен за то, что первый шаг делает Мью, поэтому с замираем слушает этот спокойный глубокий голос, который нет-нет, но иногда дрожит от сдерживаемых чувств:
- Для начала я бы хотел извиниться за то, что тогда разозлился и рубанул с плеча, так и не выслушав тебя. У меня тогда в голове все помутилось от злости, - Мью смотрит просяще и искренне. - Прости меня, пожалуйста.
Галфу горько об этом вспоминать, но он все-таки пытается понять его и отпустить свою обиду:
- Я могу понять, почему ты так поступил. Но потом, когда ты успокоился, ты так и не дал мне шанса все объяснить...
- Да, знаю. Я был упрямым ослом... - голова покаянно опускается, как и плечи, обычно такие широкие и демонстрирующие уверенность.
И если словами как угодно можно лгать, то телом это делать крайне сложно, потому что его язык - самый правдивый из всех. А Мью сейчас явно разбит, но при этом продолжает гладить его ладонь, умоляя тем самым о прощении.
Поэтому Галф сдается и отвечает на эту просьбу нежностью, коснувшись искаженного от внутренней боли лица:
- Расскажешь?
Мью не надо пояснять, о чем вопрос, потому что тот как будто воспрянул духом и смотрит так тепло на того, кто дал ему второй шанс:
- На самом деле я по гроб жизни обязан Буму, который сначала терпел все мои пьяные истерики после того, как все случилось. А затем надавал по шее за то, что я оставил тебя тем утром одного. Но больше всего - за то, что он заставил меня прочитать ту записку, что ты оставил. И затем договорился с Майлдом, чтобы тот затянул тебя в столовую, и мы там смогли с тобой встретиться, ведь я не был уверен, что ты бы захотел после всего этого меня видеть...
