Осень пахла сухими листьями и умирающими цветами, пробиралась в комнату на рассвете тонкими рыжими лучами и задувала в окна холодным ветром. Мир наполнился красным и золотым, медленно оголяясь перед предстоящим холодом. Природа увядала, расстилая пёстрый ковер ярких листьев под ногами. Всё вокруг дышало ароматом последних розовых кустов, пока гнилые лепестки заполняли лёгкие. Меланхолия потяжелела. Белоснежные волосы, изящные черты, рубиновый грустный взгляд и никаких зеркал. Субару ненавидит свое отражение.
В этом месте тихо. Заброшенный храм старых времён одинок и уныл, пропитан историями тысячи судеб. Вампир сидит на грязном крыльце, наблюдая как ветер играется в красных листьях клёнов. Тишина и запустение навевают умиротворение. Серая бесконечность тянется мучительно медленно, старые неуклюже затянувшиеся раны ноют притупившейся болью, но упрямо не отпускают. Он слышит шёпот ветра, а цвет кленовых крон напоминает о девушке, которую он бережно накрыл одеялом перед уходом. Ему претят мысли о том, что вновь к кому-то привязался, ведь отпускать всегда больно. Он боится любви, ведь она сжигает заживо, ломает рёбра и оставляет глубокие кровоточащие раны.
Субару любил те дни, когда мама была спокойна, когда от неё веяло умиротворенностью и желанием жить, а сладостная улыбка цвела на губах вишневым цветом. В эти дни она долго гуляла с ним в розовом саду, беседовала на самые разные темы и даже рассказывала сказки, разрешая положить голову на её колени. В эти дни Субару чувствовал счастье: окрыляющее, нежное, что целой весной распускалось внутри, взрывалось фейерверками, но чудилось, словно вместо искр летят лепестки. Он любил мать самой чистой любовью, на которую способен только ребёнок. Когда хорошие дни заканчивались, приходили мрачные, наполненные отчаянием и её постоянным бредом.
Криста могла долго и упорно говорить о своей несчастной судьбе и обманутых чувствах, о собственной никчемности и слепому доверию тому, кому её сердце никогда и не было нужно. Лишь эксперимент... Субару часто слышал, как это вылетало вместе со всеми остальными обесценивающими его словами из уст матери, но он так и не понял, что она хотела этим сказать. Криста много плакала. Все её слова, что она произносила в бессвязной форме полушёпота, ломали детское сердце. Хуже Субару становилось, когда начинались дни молчания.
Тогда Криста сидела около окна башни и смотрела на розовый сад, словно несчастная заточенная принцесса из сказок. Вот только в этом унылом силуэте и болезненно-опухших глазах не было ничего сказочного. От неё веяло отчаянием, всё вокруг пропитывалось мраком, меланхолия цвела внутри рубиновыми розами, что шипами впивались в душу, хотя и принято считать, что у вампиров её нет. И вновь этот надломленный шёпот упорно твердит о преданных чувствах и украденном сердце, но когда она протягивает сыну кинжал, а мольба о собственной смерти срывается с болезненно-бледных губ, Субару кажется, что сердца у неё, правда, нет.
