Эрик Росс потерял себя самого. Единственный лучик в его темной душе исчез, когда тот день подчеркнул их отношения. Прошлые кошмары новой волной, как чума, проникли в сознание парня. Он не знает, как их снова забыть и как вернуть девушку, которую люб...
― Чего ты хочешь, Ханна? ― шепчет возле моего уха. Губами касается мочки уха, вызывая по телу приятную истому. Этот засранец пытается меня убить, пока мучительно сладкой игрой вытаптывает из меня всего каких-то пару слов.
― Ненавижу тебя! Ах!
Из меня вырывается глухой стон вперемешку с разлившимся теплом, когда его губы касаются чувствительной точки на шее, затем манящими движениями спускается ниже. Целует ключицы и впадинку между ними, слегка прикусывает над грудью, оставляет поцелуй в ложбинке, только после этих мучений припадает сначала к одной груди, не спеша кончиком языка играя с соском, потом к другой.
Пальцами зарываюсь в шевелюре парня, ногтями царапаю кожу, и глубокий рык Эрика вибрацией проходит по мне. Наше разгоряченное желание быть всегда наедине и желательно единым целым будоражит кровь, заставляет обо всем забыть на свете и погрузиться в это укоризненное притяжение.
Мы в Лондоне уже живем около двух недель и с момента приезда ни разу не смогли провести день вдали друг от друга. Дневные дела помогают нашим головам отвлечься от постоянных ссор, флирта, недомолвок, поцелуев, прогулок, непристойных вещей в открытом месте и отличного секса, но когда наступает вечер, я ничего не могу делать кроме как лежать либо на парне, либо под ним, либо рядом. А после наступает дичайшая слабость во всем теле, дарующая временный эффект понимания, что мы творили вчера, позавчера, три дня назад или неделю назад. Даже в колледже во время лекций я постоянно возвращаюсь к вечерам, вспоминания, где были его руки и какими были его губы, горячими и со вкусом мяты. Сложно противиться шарму моего Росса.
― Ты не ненавидишь меня, ― выдыхает струю воздуха на сосок, и я содрогаюсь от колючих мурашек, осыпавших грудь. ― Тебе будет сложно ненавидеть меня.
