Я видел три его фотографии. На одной ему лет десять. Мальчик в
полосатом хакама* из грубого холста снят в саду на фоне пруда в
окружении многочисленных сестер (вероятно, родных и двоюродных);
голову сильно склонил влево и состроил уродливую гримасу улыбки. Я
сейчас употребил слово "уродливую", хотя неразборчивые люди, то есть те,
кому безразлично, что красиво, а что безобразно, взглянув на фотографию,
сказали бы, может быть: "Какой милый мальчик!" И это не было бы просто
любезностью, потому что все же в улыбке было то, что обычно определяют
словом "милый". Но люди, хоть в какой-то мере знающие толк в красоте,
скорее всего пробурчали бы: "Неприятный ребенок" и, пожалуй,
отшвырнули бы фотографию, словно не ее, а гусеницу держали в руках.
И в самом деле: чем дольше смотришь на этого улыбающегося
мальчика, тем неприятнее становится... Так ведь это и не улыбка. Мальчик
совсем не улыбается. Приглядимся внимательнее: кулачки сжаты. А
улыбающийся человек не может сжимать кулаки. Обезьяна. Обезьянья
мордочка с гримасой улыбки. Иллюзию улыбки просто создают
безобразные морщины. "Морщинистый малыш" нот что хочется сказать об
этом ребенке. Снимок производит странное впечатление, что-то есть в
мальчике омерзительное, если не сказать - вызывающее тошноту. Никогда
не доводилось мне видеть ребенка с таким странным лицом.
Второй снимок тоже поражает: возможно ли так измениться? Здесь он
уже студент, может быть, гимназист - трудно сказать наверняка, но сразу
бросается в глаза, что он стал значительно симпатичнее. Однако опять-
таки, как это ни странно, и на этой фотографии он какой-то неживой. На
нем студенческая (или гимназическая) форма, из кармашка на груди
выглядывает белый платочек; положив ногу на ногу, он сидит в плетеном
кресле и, опять же, улыбается. Только теперь это уже отнюдь не обезьянья
гримаса - его улыбка, я бы даже сказал, изысканна. И все же что-то
отличает ее от обычной человеческой улыбки. Не чувствуется в юноше полнокровия, что ли, вкуса к жизни, начисто отсутствует ощущение
реального бытия; легкость даже не птички, а перышка, листа бумаги - вот
что ощущалось в его улыбке. Он весь был какой-то искусственный.
Большой оригинал? Да вроде нет. И не лицемер. И не изнеженное создание.
Ну и, конечно же, не пижон. Вглядевшись в это лицо внимательно, можно
разглядеть что-то неприятное, что-то от оборотня или привидения. Никогда
я не видел юношей с таким странным, хотя и красивым лицом.
И, наконец, третий фотоснимок, самый удивительный. Возраст
определить совершенно невозможно. Голова седая. Он сидит в углу грязной
комнаты (на фотографии отчетливо видны рваные в трех местах обои),
греет руки над маленьким хибачи**. На этом снимке он уже не улыбается.
И вообще лицо ничего не выражает. Впечатление такое, будто греющий над
очагом руки молодой человек медленно угасает. Чем-то зловещим,
большим несчастьем веет от этого снимка. Но было в нем еще что-то
загадочное, поразившее меня. Лицо снято крупно, я мог внимательно
изучить его - самый обыкновенный лоб, ничего особенного в морщинах,
бровях, глазах, обыкновенный нос, рот, подбородок... Ах, вот в чем дело:
это лицо не только безжизненно, оно бесприметно, оно совершенно не
оставляет следа в памяти. Вот только что я взглянул на фотографию,
зажмуриваю глаза - и ничего не могу вспомнить. Припоминаю стены, очаг,
но не могу представить себе человека, находящегося в этих стенах. Портрет
с такого лица не напишешь. И карикатуру не придумаешь. Открываю глаза,
смотрю снова - нет, ничего не отложилось в голове, лицо никак не
вспоминается. От этого становится ужасно неприятно, появляется
раздражение, хочется отвести взгляд.
То ли печать смерти, то ли нечто другое, заменяющее выражение лица
и довлеющее над производимым им впечатлением (попробуйте представить
себе прикрепленную к телу человека морду вьючной лошади) - во всяком
случае, было в этом человеке что-то, из-за чего невольно вздрагивал
каждый, глядевший на фотографию, омерзение вызывала она у всех.
* Хакама - нижняя часть мужского выходного костюма, напоминает
юбку с широкими складками.(Здесь и далее примечания переводчика.)
* *Хибачи - очаг, углубленный в полу, традиционное средство обогрева
в японском доме.
