Повесть о настоящем человеке.

Часть 52

Шум воздушного боя, завязавшегося над дорогами, по которым тянулись тылы наступающей армии, слышали не только его участники, находившиеся в кабинах дерущихся самолетов. Через сильную рацию управления слушал их на аэродроме и командир гвардейского истребительного полка полковник Иванов. Сам опытный ас, он по звукам, несущимся в эфире, понял, что бой идет жаркий, что противник силен и упорен и не хочет уступать небо. Весть о том, что Федотов ведет тяжелый бой над дорогами, быстро пронеслась по аэродрому. Все, кто мог, высыпали из леса на поляну и тревожно смотрели на юг, откуда должны были прийти самолеты. Врачи в халатах, дожевывая что-то на ходу, выбежали из столовой. Санитарные машины с огромными красными крестами на крышах кузовов, как слоны, вылезли из кустов и изготовились, стуча работающими моторами. Сначала из-за гряды древесных вершин вынырнула и, не давая круга, снизилась и побежала по просторному полю первая пара. Воздух над лесом продолжал гудеть моторами возвращавшихся машин. - Седьмая, восьмая, девятая, десятая... - считали вслух стоявшие на аэродроме и со все большим и большим напряжением смотрели в небо. Севшие машины уходили с поля, подруливали к своим капонирам и тут стихали. Но двух машин не было. В толпе ожидающих наступила тишина. С тягостной медлительностью прошла минута. - Мересьев и Петров, - тихо сказал кто-то. Вдруг чей-то женский голос радостно завизжал на все летное поле: - Летит! Послышался рокот мотора. Из-за гребня берез, почти задев за них выпущенными лапами, вылетел "двенадцатый". Самолет был изранен, кусок хвоста выдран, обрубленный конец левого крыла трепетал, волочась на тросе. Машина как-то странно коснулась земли, высоко подпрыгнула, снова коснулась, снова подпрыгнула. Так прыгала она чуть не до самого края аэродрома и вдруг застыла, приподняв хвост. Санитарные машины с врачами, стоявшими на подножке, несколько "виллисов" и вся толпа ожидавших ринулась к ней. Из кабины никто не поднимался. Открыли колпак. Втиснутое в сиденье, плавало в луже крови тело Петрова. Голова бессильно склонилась на грудь. Лицо было завешено длинными мокрыми прядями белокурых волос. Врачи и сестры расстегнули ремни, сняли окровавленную, разрубленную осколком парашютную сумку и осторожно вынули на землю неподвижное тело. У летчика были прострелены ноги, повреждена рука. Темные пятна быстро расплывались по синему комбинезону. Петрова тут же наскоро перевязали, положили на носилки и стали уже поднимать в машину. Тут он раскрыл глаза. Он что-то шептал, но так слабо, что нельзя было расслышать. Полковник наклонился к нему. - Где Мересьев? - спрашивал раненый. - Еще не сел. Носилки опять подняли, но раненый энергично замотал головой и сделал даже движение, пытаясь соскочить с них. - Стойте, не смейте уносить, не хочу! Я буду ждать Мересьева. Он спас мне жизнь. Летчик так энергично протестовал, грозил сорвать повязки, что полковник махнул рукой и процедил сквозь зубы, отворачиваясь: - Ладно, поставьте. Пусть. Горючего у Мересьева осталось не больше, чем на минуту. Не умрет. Полковник следил, как на его секундомере, пульсируя, двигалась по кругу красная секундная стрелка. Все глядели на сизый лес, из-за зубцов которого должен был появиться последний самолет. Слух был напряжен. Но, кроме далекого гула канонады да ударов дятла, туго постукивающего невдалеке, ничего не было слышно. Как долго иногда тянется минута!