II
14 февраля 2021, 14:22
She Wants Revenge - Tear You Apart
Однажды одна мудрая женщина по имени Элизабет Кюблер-Росс создала концепцию психологической помощи умирающим больным и исследовала околосмертные переживания. Шастун об этом если и знал, то имел целых пять лет с хвостиком, чтобы начисто стереть эти факты из своей головы. Но вот чего он точно даже предположить не мог, так это то, что он лоб в лоб столкнется со всем этим дерьмом внутри себя.
И было бы не так уж плохо, не умирай в нём мнимо-правильное восприятие мира, его самого и даже мыслей, которые время от времени всплывают в голове.
Прямо сейчас, валяясь безжизненным телом с претензией на существование, он находил себя где-то между отрицанием и гневом. И пока память услужливо подсовывала ему нужные кадры, а губы предательски пекли и чесались, напоминая о том, что на них зияет незримый след чужого тела, все естественное и натуральное, что было в Антоне, просто горело заживо, выступая капельками испарины на лбу и ладонях.
- Пиздец, блять, - лаконично и ёмко, а потому что больше-то и сказать в своё оправдание нечего.
Отрицание внутри Антона питало всё, кроме очевидного неоспоримого факта: всё, что произошло - не плод его воображения, об этом и припухшие губы, и так и не сброшенная со вчера одежда, пропитанная чужим запахом. Каждый из оттенков которого цеплялся за притупленное годами курения обоняние Шаста и одним жестким толчком в грудь отправлял его в удушающие объятья стыда.
Полбеды - запахи и необъяснимое жжение на кончиках пальцев и губах, какой-нибудь абстрактный «Попов А.С» сказал бы, что это психосоматика и разыгравшееся воображение, но что делать с образами, возникающими перед глазами, стоит их прикрыть хотя бы на секунду, Антон не знал.
Валяясь в одеялах, он снова и снова возвращался к самоощущению себя далеко за пределами этой комнаты, квартиры, дома и даже района. Слишком далеко, чтобы успеть вернуться и не позволить себе постучать в запертую дверь. И пока здравый смысл умолял сознание развидеть и забыть, тело предательски поддавалось щекотливой волне воспоминаний, и пальцы цеплялись за мягкую искусственную перину одеял так же сильно, как еще вчера сжимали чужие ребра.
Слишком худые, чего не заметно под обычной повседневной одеждой, каждой волной и ложбинкой между, в которую так легко проскальзывает каждый из пальцев Шастуна, всецело подминая под себя чужую барахтающуюся волю. Даже если Арсений попытался бы вырваться или оттолкнуть его, он бы навредил, прежде всего, себе. И все его случайные или нет движения навстречу и обратно - вжимаясь в твердый диван - отзывались в руках Шаста только большей силой, рефлективной, почти хищной, с какой тонкие длинные пальцы врезаются в ребра уже не просто ощутимо - болезненно. До незаметных в первую секунду, но после - следов, пятнами в тех местах, где подушечки пальцев упирались до сдавленного, почти плаксивого мычания.
