Chokecherry [Larry Stylinson]

Часть 5. Ever since flowers

Найл.

Теперь он выглядел, как джентельмен! Но все ещё умопомрачительно веселый и вечно восхищенный. Доктор Хоран встретил Гарри с распростертыми объятиями, как подобает старому другу; похлопал по спине, потом, держа за плечи, осмотрел с ног до головы и выдал:

— А Гарри Стайлс-то где?

Понятное дело, дальше они рассмеялись, запрокидывая красивые взрослые головы, и прошли в гостиную. Носки электризовались о ворсистый ковёр.

У Найла чудесный дом. Если бы Гарри вёл путевые заметки или возомнил себя писателем, то сказал бы о нем так:

Дом с красной крышей и белыми стенами. Несколько ёлочек вокруг. Изгородь преграждает большое поле на полпути к горам. Так же, как у Луи на ранчо. Неважно. Восемь печных труб торчат из крыши, потому что в доме есть камин почти в каждой комнате. Здесь пахнет свежескошенной травой и карамелью — Найлом, короче говоря.

Откладывая воображаемое перо, Гарри отвёл взгляд от кирпичной кладки камина и поинтересовался:

— Я никогда не спрашивал... Как тебе все это удалось? — он сделал вращательное движение головой, обобщая огромный участок, простирающийся за окнами, светлые конюшни, виднеющиеся из-за большелапой ели, и дом с высокими потолками.

Найл улыбнулся приоткрытым ртом и белыми зубами, поднялся с дивана и стал ходить взад-вперёд, радостно, но при этом серьезно рассказывая, что с самого начала копил деньги, даже когда работал на Коуэллов:

— А потом я тоже неплохо получал, я ж пошёл по стопам Зейна, стал ветеринаром, — Найл хихикнул, а потом чуть нахмурился, похоже, до сих пор болезненно переживая разговоры о давнем товарище.

— Сейчас моя клиника приносит доход, ну, ты знаешь. Я зарабатываю гораздо больше, чем в свои шестнадцать, и гораздо меньшими усилиями! Когда я от Коуэллов увольнялся, я даже представить не мог, что когда-то буду зарабатывать сто-о-олько, — Найл сделал паузу и вдруг произнёс:

— Как там Луи, ты не в курсе?

Расслабленный Гарри исчез, являя миру настороженного Гарри: лучше не сталкиваться с погашёнными эмоциями в его глазах. И хотя Найлу он доверял, как самому себе, Стайлс, глядя на утопающие в ковре ступни и не зная, зачем оправдывается, жалко затараторил: