Ледяной Дворец. Драмиона.

Глава 4.

Четыре этажа и один цокольный. Почти подземелья. Между ними были четыре этажа стен: холодной каменной кладки, воздуха, пропитанного запахом жжёного воска от свеч, которые вот-вот должны были погаснуть, и несколько сотен его шагов, удаляющихся от кабинета. И всё ещё было недостаточно. Всё ещё, потому что ему казалось, что она коснулась языком и сделала с ним то же самое — он мог поклясться, что до сих пор чувствовал её ладони, спускающиеся по торсу. Пара прикосновений до сих пор чувствовались там, под одеждой. Но не чем-то отвратительным, пускающим мороз по коже в желании оттереться, а чем-то, что рисковало оставить на её ладонях ошмётки его кожи — вот настолько горело.

Малфой знал, что ему не стоило. Блять. Блять! Сколько раз он повторил себе за сегодня, что не станет? Впервые, когда Большой зал взорвался гриффиндорскими, как обычно раздражающе шумными криками. Он поднял взгляд, ища внутри себя удивление. Хотя бы какую-то эмоцию, которая была бы естественной. У грязнокровки сегодня день рождения. Драко проговорил это про себя, как будто пытался восстановить что-то внутри, но это было смешно, потому что он помнил об этом. Ещё с июля.

Просто не придавать этому значения. Не придавать значения поздравлениям на обеде; постоянной трескотне её подружки, которая какого-то хера приплелась вместе с ней и простояла возле класса до самого начала урока; её взглядам, которые Драко чувствовал на щеке. Потому что у него отлично получалось. До сегодня.

Малфой сглотнул и притормозил на секунду, хотя он уже опаздывал к Снейпу минуты на три. Сегодня утром Драко получил от декана сову о просьбе зайти к нему после дежурства, но... Чёрт, его мысли были в таком хаосе, что он вообще сомневался, что в голове держалась хотя бы одна стена.

Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста. Боже, она была такой сукой. Грейнджер знала, что ему нравилось слышать, девчонка брала сотканное им же оружие и направляла против него. Поэтому он стоял сейчас здесь, посреди подземелий, и пытался как-то примириться с собой, потому что, очевидно, всё шло нахер.

Ему было бы проще думать о том, что у неё больше этого нет. Потребности прикасаться к нему; этого умоляющего, расстроенного, почти, блять, разбитого взгляда, когда он запрещал. Потому что ощущение ладошек Грейнджер на коже — и Драко опрокинул бы её прямо на парту. И он бы опрокинул. В этом не было ничего от благородства — просто недостаток времени. Снейп вполне мог пойти искать его и наткнуться на разгуливающих по замку Паркинсон и Уизли. В отдалённом уголке сознания Драко помнил, как Грейнджер сидела у него на коленях и плакала, пытаясь заглушить слёзы — звуки собственной истерики — прикосновениями губ. И он остановился.