За окном лил дождь, конец зимы выдался мокрым, холодным и неприятным. Крыша на чердаке протекала и лезть туда не было никакого желания. Главное, чтобы не поплыли страницы гримуара, восстанавливать записи ведьминской динасстии нашей семьи не было никакой возможности.
Эх, была бы рядом мама, она неприменно бы мне дала совет, даже не ведьминский, а, скорее материнский. От приятных воспоминаний мгновений совместно проведенного детства рядом с мамой приятно защемило где-то под ребрами, однако на глазах выступили две мокрые соленые капли.
Папа учил, что плакать не стыдно и даже очень сильные люди должны давать волю эмоциям. Но я каждый раз сербала носом и старалась загнать слезы как можно быстрее обратно. Плакать для меня все еще было чем-то постыдным, наверное, потому что я ни разу не видела маминых слез.
Самые теплые воспоминания, что хранились под сердцем отдавались голосом мамы в голове, хотя сколько себя помню меня воспитывал отец. Он называл меня папиной дочкой и позволял слишком многое. На него свалился тяжкий груз ответственности, ведь мама до последнего скрывала, что она ведьма, но когда родилась я и мой "дар" начал себя проявлять, деваться было попросту некуда. Ей пришлось во всем сознаться.
Отец всегда говорил, что я особенная, а он простой как пять копеек. Он говорит, что остается в тени, чтобы я сияла ярче.
К сожалению, это изображение не соответствует нашим правилам. Чтобы продолжить публикацию, пожалуйста, удалите изображение или загрузите другое.
Ботинки скребутся по деревяным выступам, чтобы залезть на чердак, нужно хорошенько постараться. Еще пару корявых выступов и я стою у цели. Заходящее солнце освещает лишь полоток и лишь тонкой нитью касается шкафа.
Надо быдо брать отцовский рыбацкий фонарь, на телфоне почта садится зарядка, хоть бы хватило — а ведь отсюда надо еще выбраться.
Я осматриваюсь вокруг, пытаясь найти знакомый корешок, увы, я совершенно не помню куда задевала его в прошлый раз. Вот бы найти какую-то подсказку у себя в голове.
