The call of Cthulhu

За стеной сна

Я часто задумываюсь почему большая часть рода человеческого не устает размышлять о колоссальной значительности снов и том загадочном мире, к которому они принадлежат. Ведь ночные видения являются по большей части не чем иным как слабым и фантастическим отражением впечатлений нашего бодрствования вопреки незрелому символизму Фрейда, но в них постоянно присутствуют приглушенные отголоски неземной и эфирный характер которых не допускает их привычной интерпретации; их неопределенное, но возбуждающее и тревожащее воздействие подсказывает нам что можно на мгновение заглянуть в сферу ментального бытия, не менее важного чем физическая жизнь, но отделенного пока от этой жизни почти непреодолимым барьером. Мой собственный опыт не позволяет мне усомниться в том, что человек во время сна утратив свои земные ощущения, на самом деле переносится в иную бестелесную жизнь, природа которой существенно отличается от той жизни, которая нам известна, и только смутные и весьма неясные воспоминания остаются в памяти после пробуждения. По этим расплывчатым и обрывочным воспоминаниям мы можем составить множество предположений, но мало что сумеем доказать. Мы можем догадываться, что в мире снов материя в том смысле, как она понимается в этом мире вовсе не обязательно стабильна и непрерывна, и что время и пространство там не существуют в том виде, как мы их себе представляем во время бодрствования. Иногда я начинаю верить, что это менее материальное бытие и есть наша настоящая жизнь, и что наше суетное пребывание на земном шаре вторичный или по крайней мере случайный феномен.

Этот вывод возник у меня из юношеских мечтаний, наполненных рассуждениями такого рода, когда однажды вечером, зимой 1900–1901 годов в психиатрическую больницу, при которой я тогда жил и работал, поступил пациент, чья история с тех пор преследует меня неотступно. Согласно записям его звали Слейтер или Слейдер и выглядел он как типичный поселенец района Кэтскилских гор, один из этих странных отталкивающих отпрысков примитивного корня колониальных крестьян, у которых почти три столетия изолированной жизни в холмистых твердынях малопосещаемой местности вызвали своего рода варварское вырождение, контрастирующее с прогрессом их собратьев, удачно поселившихся в более густонаселенных районах. Среди этого странного народа, точно соответствующего южному определению белое отребье, закон и мораль не действуют, и их общий умственный уровень наиболее низок среди всех слоев коренных американцев.