Беслан в Ставрополе оставался еще два дня, ночевать уезжал к двоюродному брату в Буденовск, к обеду на следующий день приезжал. Потому вернулся в Махачкалу, и постоянно мы были, конечно, на связи. Я, просыпаясь, писала ему: «Доброе утро, родной». Он ничего подобного мне не писал, но зато всегда знал, что я, где я, как проходит мой день. Он не дарил мне цветы (101 роза это тоже не про Беслана), но на следующий день после того, как выяснил, что у меня нет семьи, что я сбежала из дома, он привез мне деньги (и то я думаю, в Буденовске занял у брата). Он не спрашивал, нуждаюсь я или нет, он просто дал деньги и я, не спрашивая, взяла, как будто так и надо. Он познакомился с моим окружением, выяснил, где, с кем, в каких условиях я живу, с кем работаю. Он вникал в мою жизнь, расспрашивал о моей семье, о том, как я жила до него. Ему это было надо. И это так непривычно было для меня - чувствовать, что меня кто-то любит, заботиться, что я кому-то нужна. До появления в моей жизни Беслана был лишь один человек, который меня так любил и поддерживал — моя бабушка. Беслан вникал в мою жизнь, я вникала — в его. Мы не ссорились, не устраивали друг другу разборки. Мы уважали и берегли друг друга. И это то, чего мне очень не хватало в родительском доме — уважения. Мы доверяли друг другу. И это так важно, когда есть уважение, есть доверие. Бывает ведь так, что есть любовь, но ни уважения нет, ни доверия нет. Беслану я доверяла, с ним я могла быть самой собой без оглядки на то, как он отреагирует, что скажет, что подумает, а понравится ему — не понравится...Ему все нравилось: все что я говорю и делаю. Все, что бы я не делала, все было хорошо. Я всегда чувствовала его поддержку и одобрение. Мне трудно это объяснить, но до встречи с ним, я всегда была кем-то другим, не собой. Кем угодно: послушной дочерью, правильной мусульманкой, идеальной возлюбленной (это для Маги), но не самой собой. И даже с Магой, хотя с ним я была очень, безмерно счастлива, на крыльях летала, я не могла быть такой, какая я есть. Он любил меня, я в этом нисколько не сомневаюсь и дальнейшие события это показали, но по настоящему он меня не знал. Я, наверное, очень боялась, что он меня разлюбит. Поэтому с ним я все время была в образе красивой и скромной девушки-мусульманки в хиджабе и с иманом в душе. Я очень боялась выйти из этого образа идеальной будущей жены, боялась, что я ему разонравлюсь. Кто знает, возможно, он смог бы меня полюбить такую как есть, неидеальную, но я не могла рисковать, не могла позволить себе быть собой. Как я понимаю теперь, я ему просто не доверяла. Каждый раз, когда он касался меня, я напрягалась. Когда мы гуляли по берегу моря, и он держал меня за руку, я нормально это воспринимала, потому что в этом не было ничего особо интимного. Но если наедине он хоть как-то пытался меня обнять, у меня начиналась паника, я отстранялась. Не потому, что мне это было неприятно (как может быть неприятно, когда любимый мужчина тебя обнимает) и, честно скажу, о Судном Дне я в этот момент тоже не думала, не это меня останавливало. Я думала лишь о том, что если позволю ему слишком много, он не будет меня уважать, он на мне не женится. Вот и все. Я ему просто не доверяла. В отношениях с Магой всегда были рамки, за которые мы не заходили, и эти рамки устанавливала я.
С Бесланом тоже были рамки, но их устанавливал он. Я ничего ни разу не запретила ему, он сам за границы не заходил и этим внушал еще большее к себе доверие. У него было сколько угодно возможностей, но он не пытался ими воспользоваться. Он не стремился обнять меня лишний раз, поцеловать, он даже этого избегал, чтобы не было соблазна зайти дальше.
