Рандомайзер решит

В чужой кровати плохо спится

«Нам не нужны причины, чтобы влюбиться, но для расставания мы всегда стараемся найти повод» — Рёдзи Кадзи.

Не помню, как расталкивал весь народ, как помогал ему допрыгать до машины Пайпер, потому что скорая не ехала. Помню его улыбку и как он говорит, что всё хорошо, ведь он всего лишь сломал ногу. Я ждал его в длинном коридоре, где носились медсёстры, пока на его левую ногу накладывали гипс. Весь лак с ногтей сгрыз от переживаний. На самом деле беспокоиться о ком-то гораздо тяжелее, чем самому подвергаться опасности. Всё в голове перемешалось в кашу, хотя, казалось, только вот я освободился от ненужных мыслей и смирился с появлением нового друга. Мне не хотелось думать, вообще. Очередная поездка. Вот, мы снова выходим из машины и я помогаю ему дойти до двери его дома.

— Спасибо. Я быстро восстановлюсь, не переживай, — старается меня успокоить, но кусаю свои губы до крови, будто бы это была моя вина.

Голова, словно огромный пчелиный улей, противно жужжит и становится тяжело стоять на ногах. Никто не хочет прощаться, стоим играем в гляделки.

— Можно я останусь у тебя?

— Без проблем, — будто этого он и добивался.

Захожу за ним, он нащупывает включатель, дом озаряет светом. Стоим в небольшой прихожей, слева закрытая дверь, а справа меня встречает большая гостиная, распознаю предназначение комнаты только из-за арки, за которой всё видно. Снимаем обувь, он передвигается с помощью костылей вглубь дома, следую туда же. Впереди холл, слева лестница на второй этаж, несколько закрытых комнат. Стены в доме белоснежные. Он куда-то уходит, я останавливаюсь возле лестницы и рассматриваю картины на стенах. Их немного, но все они являются какими-то абстрактными, чего я никогда не понимал. Такие работы скупают на аукционах за миллионы, хотя с виду мазня-мазнёй. Обычно объясняют, что каждый видит в них собственный смысл, но в разноцветных линиях разного размера и формы может быть смысл? Он возвращается и просит меня протянуть руку.

— Ты ведь тоже поранился.

Только сейчас замечаю на ладони большую ссадину.

— Я сам могу обработать, лучше присядь.

Игнорирует меня и берёт мою руку в свою, другой же проходит по ране ваткой, смоченной перекисью.